Абсолем - Саша Глейзер

Макс достал свой манипулятор и нашел фотографию Софии:

— Это она?

Маришка бросила один беглый взгляд и вскинула голову. Ее карие глаза были полны ненависти.

— Она, — только и произнесла девушка.

— Когда были похороны сына профессора Корсакова, в каком месяце?

— В августе.

Макс развернулся и медленно пошёл прочь из кухни. Он не помнил, как добрёл до комнаты. Рухнул на кровать и уставился в тёмный потолок. Рядом по-прежнему храпел Тилль, но теперь Макс не замечал этого. В голове царил бардак: зачем Корсаков представил Софию своей племянницей? Может, она сама попросила его об этом, но для чего? Еще один момент: похороны этого Дмитрия были в августе, но еще почти год после этого она присылала Максу письма, в которых заверяла, что у неё всё в порядке, исследования идут своим чередом, они вот-вот совершат какое-то открытие, а потому она задержится на неопределённый срок…

А потом он получил сообщение о её смерти… И ничего — ни тела, ни объяснений, ни каких-либо заключений. Несчастный случай. И прах в утешение. Зачем она врала ему еще целый год? Или ему писала уже не София, а кто-то от её имени?

Макс готов был прямо сейчас кинуться к Корсакову и припереть профессора к стенке. Лишь ценой невероятных усилий он сдержался. До утра он так и не смог сомкнуть глаз.

Макс чувствовал, что его кто-то тормошит, но был не в силах открыть глаза. Ему казалось, что веки слиплись навечно. Неимоверно хотелось спать. С трудом разлепив глаза, он попытался сфокусировать взгляд, но склонившаяся над ним фигура Тилля по-прежнему расплывалась.

— Профессор Штайн, просыпайтесь. Уже без десяти девять, — проговорил студент.

Макс вспомнил, что сумел уснуть всего около часа назад. Ещё и разница во времени подкосила. Он сел на кровать и обхватил голову. Необходимо было собраться. Кажется, сейчас был тот редкий случай, когда зелёный чай можно было заменить на кофе, и желательно крепкий.

— С вами всё в порядке? — заботливо поинтересовался Тилль.

— Да, в полном.

Макс тряхнул головой и наконец-то встал. Он доплёлся до ванной комнаты, закрыл за собой дверь и скинул одежду, в которой уснул. Пытаясь взбодриться, он включил холодную воду. Через несколько минут стало легче: и тело привыкло к температуре, и мысли в голове начали проясняться. Когда он вышел из душа, Лапидуса уже не было. Макс быстро переоделся и пошёл вниз. Все были в сборе. За широким столом с одной стороны сидели Маришка и Тээму, с другой — Тилль и Лира. Макс молча кивнул и сел во главе стола. Маришка тут же подала ему чистые приборы, и Макс положил себе на тарелку омлет и свежие овощи.

— Что будете пить? Есть соки: солевой, апельсиновый и томатный, — чай, молоко, какао, кофе.

— Кофе, пожалуйста.

Тээму был полностью увлечён рассказом Тилля об их колледже. Маришка суетилась вокруг стола, время от времени что-то уточняя у Лапидуса. Лишь Макс и Лира молча поглощали еду, стараясь не отрывать взглядов от своих тарелок.

— А у вас что тут интересного? Есть какие-нибудь местные достопримечательности? — проговорил Тилль, старательно уминая мюсли с солевым раствором.

Маришка усмехнулась:

— Шутишь? Глушь да тоска непроходимая. Смотреть здесь не на что, потому и не приезжает никто. Вы первые постояльцы за последние восемь месяцев.

— Так зачем же здесь гостиница? — прожевав очередную ложку мюсли, прямо спросил Тилль.

Лира толкнула друга ногой под столом. Девушка была уверена, что Маришка сейчас осадит Тилля, но, к ее удивлению, та лишь пожала плечами:

— Ваша правда, она здесь совершенно не нужна, но не бросать же. Мама ее держала, а до нее бабушка. Традиция, что ли.

— А где они сейчас? — Тилль вопросительно посмотрел на Маришку.

— Кто? — не сразу поняла хозяйка гостиницы. — Мама и бабушка-то? Так они в Москве. Дедушка тоже живёт с ними. Но они в гости регулярно наведываются, — поспешила добавить девушка, наткнувшись на многозначительный смешливый взгляд Тээму.

Макс вообще перестал что-либо понимать. Эта хозяйка никому не нужного пристанища действительно была какой-то странной. Ночью она с обидой отстаивала необходимость своей гостиницы, а теперь даже не пыталась скрыть, что тяготится ею и хочет уехать. Судя по озадаченному лицу Лиры, студентка думала о том же. Макс переключился на предстоящую встречу. Он еще не знал Корсакова лично, но профессор уже вызывал у него раздражение. С какой это стати он записал Софию в свои племянницы? Вопрос Маришки отвлёк Макса от размышлений.

— Вас ждать к обеду?

— Без понятия, — Макс пожал плечами, — на нас не ориентируйтесь, живите в своём привычном режиме.

Маришка широко улыбнулась:

— Я в любом случае что-нибудь приготовлю. Еда будет в термоконусе. Пообедаете, когда вам будет удобно.

Покончив с кофе, Макс встал. Тилль и Лира поднялись вслед за ним.

— Ну что ж, удачи вам. Передавайте привет старому отшельнику, если он ещё помнит меня, — проговорил Тээму, улыбаясь, правда, грустно.

— Обязательно, — заверила Лира.

Они заскочили в свои комнаты за верхней одеждой и вышли на улицу. Дул сильный сухой ветер, моментально обхлеставший щеки до красноты. Макс застегнул куртку до подбородка, натянул капюшон и поднял воротник. Хотелось поскорее спрятать руки в карманы, но нужно было еще сверить адрес в манипуляторе. Дом Корсакова находился в стороне от единственной главной улицы. В конце неё нужно было повернуть налево и спуститься в низину, затем пройти еще метров двести до рощи и обогнуть её. Из-за голых ветвей очертания нужного жилища угадывались заранее. Это был типичный двухэтажный дом, ничем не отличавшийся от тех, что они видели на главной улице, за исключением, быть может, того, что те дома были ухожены и обжиты, а этот выглядел заброшенным. Макс прошел через раскрытую калитку, качающуюся на ветру, подошёл к двери и, не найдя звонка, постучал. Никто не ответил. Макс выждал еще секунд сорок и постучал громче.

— Он уже в возрасте, может, плохо слышит, — предположила Лира.

Макс был уверен, что она ошибается. Его терзало назойливое ощущение, что за ними наблюдают. Но все окна были плотно зашторены, а двор пуст. Только он вскинул руку, чтобы постучать в третий раз, как динамик, расположенный чуть левее от двери, зашипел, и оттуда раздался голос:

— Что вы хотели?

Вопрос был произнесён без какой-либо грубости или недовольства, но и гостеприимные нотки отсутствовали напрочь. Тон не выражал совершенно никаких эмоций.