Агрессия - Вячеслав Шалыгин

Когда вертушка села, Трофимов запрыгнул в нее и хлопнул по плечу пилота, как бы спрашивая: «Какой улов?» Пилот кивком указал на подключенный к системе спутниковой связи компьютер. Трофимов тут же сосредоточился на изучении присланной из ЦИК информации.

К сожалению, информации было немного. Встреченный квестерами «бешеный» не проходил почти ни по каким специальным базам данных. Кроме одной.

Имя и фото «бешеного» спасателя мелькали в особо секретном «конторском» досье, о существовании которого даже в ФСБ знала от силы дюжина человек. А уж о его содержании вовсе трое-четверо. Даже высокопоставленной агентуре ЦИК не удалось выяснить, о чем конкретно идет речь в этом досье. Добытая информация ограничивалась рамками общих сведений о фигурантах и о содержащихся документах. Впрочем, это было не все.

Кроме нереального грифа секретности у загадочного досье была еще одна странность. Материалы в нем имели очень большой разброс датировок. С 1984 по 2008 год. Однако самым странным было то, что в двадцатых числах апреля 2008 года сбор данных для досье был резко прекращен в связи с «бифуркационной шизеодеструкцией». Нормальный набор букв, да? Но именно так было сказано в последней пояснительной записке – единственном полноценном документе, добытом агентурой.

«Сбор данных, наблюдение за объектами и проведение других оперативных мероприятий прекращены до 2020 года в связи с бифуркационной шизеодеструкцией ГП ПВК».

То есть записка не столько проясняла, сколько еще больше запутывала ситуацию. Особенно для Трофимова, человека бесконечно далекого от всякой научной тарабарщины. Пришлось ему звать на помощь Дока.

– Что это значит? – Трофимов ткнул пальцем в электронную копию пояснительной записки.

– Весьма любопытно, – Док снял кепку и почесал залысину. – Дело в том, что это… довольно специфический термин. Вероятнее всего, речь идет о неком расщеплении… разрушительном расщеплении надвое… но вот чего… я затрудняюсь ответить.

«ГП ПВК»… это может быть…

– Главная проходная пиввинкомбината? – с усмешкой предположил Финн.

– Две тысячи восьмой, – Док основательно задумался. – Расщепление и деструкция… ПВК… ПВК. Вообще-то аббревиатура мне знакома, но до прошлого октября речь о деструкции ПВК идти не могла. Хотя это не совсем мой профиль. Возможно, некие признаки надвигающихся проблем были заметны уже тогда.

– В ноль восьмом проблем было полно, – заметил Финн. – Кризис начался, после которого в двенадцатом Евросоюз чуть не загнулся.

– В таком случае, возможно, здесь действительно упоминается о пространственно-временном континууме, – сделал вывод Док. – Я только не могу понять, что такое «ГП».

– Что бы это ни было, – сказал Трофимов, – получается, дело закрыто в связи с расщеплением этого… конти… чего там?

– Нашего пространства и времени, – упростил Док.

– Это что же, был первый разлом? – удивился Финн.

– Нет, – помотал головой Док. – Скорее всего, нет. Скорее всего, имеется в виду расщепление континуума на две ветви. Причем предполагается, что это расщепление, пусть и деструктивно, однако временно. Предположительно до двадцатого года. В дальнейшем единство пространства и времени будет восстановлено.

– То есть, связи с разломами нет? – уточнил Трофимов.

– Может быть, имеется косвенная связь. Все-таки расщепление деструктивно, то есть каждая из образовавшихся ветвей ущербна, поэтому в обеих нарушен нормальный ход событий. Но прямой связи… скорее всего, нет. Кстати! Мне кажется, я понял, что такое «ГП». Это «главная последовательность»! Или можно сказать – магистраль.

– Пространства и времени?

– Да. В таком случае расщепление создало не побочную ветвь, а объездную дорогу рядом с магистралью.

– Зачем?

– Да чтоб эту вот беду с разломами объехать, – Финн кивком указал в направлении Балтийского вокзала. – Кто успел свернуть, тот молодец. Выживет.

– Весьма вероятно, – кивнул Док.

– Понял мало, – признался Трофимов, – но главное, кажется, уловил. И насчет этого «бешеного»… Андрея Лунева… тоже кое-что прояснилось. Очень непростой фрукт нам попался. Тут о нем немного сказано, но с большим уважением. Придется договариваться.

– Ты чего, командир? – удивленно спросил Финн. – Ты это серьезно сейчас? Договариваться собрался? Он же нас носом в дерьмо… и Бармалея замочил!

– Это не я собрался, – Трофимов постучал по экрану компьютера. – Это из ЦИК указание. А наша поруганная честь центру, сам знаешь, по большому африканскому барабану.

– Я не согласен!

– Вертушка позади тебя, – Трофимов махнул рукой, отвернулся и негромко добавил: – Можно подумать, мне это нравится.

Финн какое-то время помолчал, потом кивнул:

– Хорошо. Я потерплю. Жизненно важные органы оставлю ему целыми.

– Ни царапины, – Трофимов холодно уставился на квестера. – Доставить живым и невредимым.

И только по доброй воле.

– Бл… – проронил Финн и сплюнул. – Согласен.

– Хорошо подумал?

– Да.

– Док, вы с нами?

– Я не могу вас оставить, – ученый надел кепи. – Прибор записан на меня. Я несу ответственность.

В том числе материальную.

– Финн, десять минут на подготовку, проинструктируй парней.

– Есть!

– Как вы говорите, Док? – Трофимов проводил взглядом Финна и посмотрел на ученого. – Контину-ум?

– Да. Пространственно-временной. Проще говоря – четырехмерная реальность. Три измерения пространства и время.

– И охота вам голову забивать? – Трофимов вздохнул. – Ладно, отдыхайте, пока есть возможность. Вряд ли сегодня еще раз отдохнуть удастся…

Информируя командира квестеров о неком прикрытии, Лунев откровенно блефовал. И поскольку делал это он с полной уверенностью, что блефует, соврать получилось хорошо, убедительно. Такой вот фокус. Однако стоило Андрею немного задуматься, он понял, что убедительности его словам придала совсем другая уверенность. Подсознательная, но крепкая. Уверенность в том, что этот блеф на самом деле чистейшая правда. То есть Старый врал и не врал одновременно. Просто его сознанию не хватало прямых доказательств, что «серые» его прикрыли. То, что квестеры зависли, не в силах пересечь набережную, было доказательством косвенным. Вот если бы в этот момент Андрей увидел «серого», который испускает зеленые лучи, как в мультиках, и эти лучи создают вокруг квестеров мерцающие световые коконы… тогда другое дело. А так… сознанию оставалось только предполагать и сомневаться. А вот подсознанию доказательства и не требовались, оно вполне довольствовалось предположениями.

В любом случае, ошибалось шестое чувство или нет, квестеры были временно нейтрализованы. Почему временно? Да потому, что не такие это люди, чтобы отступать. Андрей повидал за свою жизнь множество наемных бойцов и научился сортировать их навскидку, с первого взгляда. Из трех квестеров, с которыми Лунев успел пообщаться, лишь один не соответствовал условному «стандарту». Ну, так он и не был бойцом, типичный «обоз». Видимо, как и в группе Ивана Сергеевича, в группах настоящих квестеров тоже имелись свои наукообразные консультанты, которых бойцы были вынуждены таскать по зонам в качестве передвижных источников научных знаний. А вот два квестера-бойца выбраковку проходили без проблем.