Седьмая чаша - К. Дж. Сэнсом

— Вы хорошо знаете свою Библию, — заметил Барак, с любопытством посмотрев на меня.

— Книгу Откровения — нет, но Библию в целом — да.

Я грустно улыбнулся.

— С ранней юности и лет до тридцати я был преданным сторонником реформ.

— Вы сказали, что Эразм и Лютер сомневались в подлинности Откровения. Почему?

— В нынешней Библии мы имеем только четыре Евангелия, а в древние времена их существовало множество, плюс несчетное число Апокалипсисов, в которых описывалось, каким именно будет конец света. Но древние ученые, определявшие, какой именно из христианских текстов был вдохновлен непосредственно Богом, отвергли все Апокалипсисы, кроме одного, автором которого, по их убеждению, был апостол Иоанн. Однако Эразм и Лютер сомневались в этом, потому что этот текст разительно отличался от всего остального Нового Завета обилием жестокости и насилия, тем, что в нем Иисус предстает безжалостным судией, который вершит суд от имени Бога и «имеет ключи ада и смерти».

— Теперь их держит кто-то другой, — сказал Барак.

Он надул щеки и покачал головой. Ему никогда прежде не приходилось сталкиваться с чем-то столь ужасным, и происходящее потрясло его до глубины души. Как, впрочем, и меня, но мне сейчас было не до переживаний: нужно рассказать Кранмеру и другим о моем открытии.

Мы оба повернули головы к двери, когда она открылась и на пороге появился секретарь Кранмера.

— Его милость сейчас примет вас, мастер Шардлейк, — сказал он, поклонившись. — Но только вас одного. Ваш спутник должен остаться здесь.

Кранмер сидел за своим столом, лорд Хартфорд, Томас Сеймур и коронер Харснет стояли рядом с ним. Сегодня Томас Сеймур был в красном шелковом дублете, через прорези на рукавах которого просвечивала ярко-желтая подкладка. Его брат был одет куда менее броско, во все коричневое. В устремленных на меня взглядах мужчин читалось нетерпеливое ожидание.

— Что вам удалось обнаружить, Мэтью? — спокойно спросил архиепископ.

Я набрал в легкие воздуха.

— Милорд, у меня есть основания полагать, что я знаю, почему были убиты доктор Гарней и мой друг. И еще один человек, третий, которого убили в декабре.

Кранмер подался вперед.

— Третий?

В его голосе прозвучал испуг.

— Да. И, если я прав, нам следует ожидать еще четырех смертей.

Лорд Хартфорд нахмурился и буравил меня взглядом.

— Давайте, выкладывайте свою сказочку, — пренебрежительным тоном проговорил сэр Томас.

Как можно более подробно я рассказал о смерти Тапхольма и о том, как, размышляя о ней, я обнаружил связь с Книгой Откровения. Мои собеседники слушали в полном молчании. Взглянув на книжные полки Кранмера, я сказал:

— Если вы заглянете в шестнадцатую главу Откровения, милорд…

— Книгу Откровения я знаю наизусть, Мэтью.

Он снова умолк и напряженно думал.

Томас Сеймур засмеялся, и его громогласный смех заставил Кранмера испуганно моргнуть.

— Никогда не слышал подобных баек. Горбатый адвокат слишком много читает, и от этого, видно, повредился в уме.

Лорд Хартфорд зло посмотрел на брата.

— Не забывай, где ты находишься, Томас, и следи за своим языком!

Кранмер, казалось, погрузился в глубокое раздумье, вертя пальцами серебряное распятие, висевшее у него на груди. Когда он наконец выпрямился в кресле и обвел нас взглядом, его выразительные глаза были полны печали.

— Боюсь, Мэтью может оказаться прав. Эти смерти, даже последовательность, в которой они произошли, в точности совпадают с тем, что написано в шестнадцатой главе Книги Откровения. И в наше время, когда любой недоучка считает себя знатоком Священного Писания, да, действительно мог найтись достаточно злобный и безумный человек, который решил, что на него возложена миссия выполнить пророчество. Потому что Откровение на самом деле является пророчеством того, что должно произойти.

Архиепископ издал вздох, прозвучавший стоном.

Я посмотрел на него. Неужели мы снова говорим об одержимом человеке, оказавшемся во власти дьявола?

Хартфорд снял с полки Писание и стал читать, а затем медленно кивнул.

— Он прав, милорд. Эти убийства во всех подробностях соответствуют описаниям событий, наступавших после того, как очередной ангел выливал свою чашу гнева. Это не может быть простым совпадением. Однако это может хоть немного утешить нас.

— Утешить? Каким образом? — с недоумением спросил Кранмер.

— Цель убийцы — осуществить пророчество, значит, тот факт, что второй жертвой стал врач лорда Латимера, наверняка не играет роли.

Он посмотрел на архиепископа.

— Действия убийцы не направлены на то, чтобы помешать новому браку короля.

Кранмер согласно кивнул.

— Да, в этом есть логика. Но король, узнай он об этом, все равно напугается сверх всякой меры.

Он перевел взгляд на Харснета.

— Генрих тоже может решить, что убийца одержим дьяволом, и навсегда отвратить свой взор от леди Латимер.

Архиепископ грустно улыбнулся.

— Он такой суеверный! Я годами пытался отучить его от этой склонности, но безуспешно.

— А так ли уж будет не прав его величество, предположив, что действия убийцы продиктованы нечистым?

Острый взгляд Харснета поочередно перепрыгивал с одного собеседника на другого.

— Подумайте о том, сколь богохульственно действует злодей, с какой хитростью он спланировал и осуществил три этих убийства, превратив их в публичные представления, подумайте о поистине нечеловеческой силе, позволившей ему переносить тела на большие расстояния.

— Убийство крестьянина тоже было задумано как представление, — вставил я, — но в его совершении обвинили женщину.

— Разве это не указывает на одержимого? — задал вопрос Харснет.

— Почему вы все так любите разглагольствовать?! — раздраженно воскликнул Томас Сеймур. — Нужно ловить этого человека, а не чесать попусту языками, строя догадки относительно того, почему он поступил так, а не иначе. Мы узнаем это, лишь когда он окажется у нас в руках.

В этом я не мог не согласиться с Сеймуром и поэтому сказал:

— Сэр Томас прав, милорд. Поймать убийцу — вот наша главная задача.

— Не стану спорить. Чем же вы займетесь теперь, Мэтью?

— Необходимо выяснить, имел ли Тапхольм общих знакомых с Роджером и доктором…

— Чушь, приятель! — прорычал сэр Томас. — Он был коттером, то есть никем, а остальные двое были знатными людьми.

— И Тапхольм, и Роджер в свое время придерживались радикальных реформаторских взглядов и, хотя по-разному, впоследствии отошли от них. Относится ли то же и к доктору Гарнею?