Вне подозрений - Джон Диксон Карр

Туман сгустился, и уличные фонари превратились в искорки. Чувствуя асфальт под шлепанцами, Батлер шагнул в Конюшенный двор. Наблюдателей стало четверо.

Двое стояли за арками музея, третий — в тени дальнего конца Йорк-Хаус, а четвертый был почти не виден на фоне железной решетки у ворот, которые выходили на дорожку, спускающуюся к Мэлл.

— Здесь есть полицейский? — громко осведомился Батлер. Казалось, его голос отозвался эхом. — Если есть, отзовитесь!

Никто не ответил и не двинулся с места. Где-то шаркнула нога.

Правая пола халата Батлера откинулась. Он взвел курок револьвера, придерживая его указательным пальцем.

— Даю вам последний шанс, если это шутка!

Это не было шуткой.

Батлер понял, что в гневе совершил две глупости. Во-первых, если наблюдателей было еще больше, они могли оказаться у него за спиной, а во-вторых, плохое освещение препятствовало меткой стрельбе.

Слыша царапание собственных шлепанцев о гравий, он начал пятиться назад. Из-под ноги выскользнул и отскочил камешек. Знакомые лондонские трубы окружали пустое пространство. В музее как-то выставляли подлинную дверь Ньюгейтской тюрьмы и реконструкцию камеры смертников.

«Это не полицейские и даже не головорезы Золотозубого. Это члены сатанистской секты, потеющие в своей респектабельности. Но они думают, что я единственный, кто знает о них, и поэтому вынуждены убить меня».

Батлер добрался до парадной двери своего дома. На сей раз он тут же запер ее. Он тоже потел, но не от обычного страха. Ему казалось, будто снаружи собирается все больше людей, безмолвно направляя на дом силы зла.

«Респектабельность! — прозвучал у него в голове презрительный голос доктора Фелла. — Все гангстеры вселенной, мой дорогой Батлер, выглядят не более опасными, чем это, — щелчок пальцами, — если сравнивать их с внешне респектабельными и богобоязненными личностями, которым угрожает разоблачение!»

Батлер положил револьвер в кобуру и запахнул халат.

По всей вероятности, револьвер бы ему не понадобился. Очень может быть, что наблюдатели не были вооружены. Но кто-то должен прийти, чтобы убить его…

А тем временем нужно было закончить диктовку. Если бы не убийства, да еще при помощи яда, он, возможно, не стал бы порицать сатанистов. Они искали способ отвлечься от унылого существования. Когда индивидуалист считался национальной гордостью, Англия пребывала в блеске славы, и ее легчайшее дыхание сотрясало мир. А теперь личность была подавлена массой, к лучшим образцам которой относилась, скажем, Агнес Кэннон, а к худшим — Золотозубый. Тех и других Батлер одинаково презирал.

Он снова сел перед диктофоном, заняв позицию, дающую возможность присматривать за входной дверью. Видя, что торой восковой цилиндр почти использован, Батлер заменил его и взял микрофон.

— Последние пункты обвинения убийцы, — заговорил он, потом зажег сигарету и продолжал с тем же безжалостным хладнокровием: — Рассмотрев работу его ума, я перехожу к следующему и, вероятно, наиболее важному в психологическом смысле пункту: Китти Оуэн и яд в зеленой вязальной корзине.

Как нам известно, Ричард Реншо имел огромное влияние на женщин. В его привычке было сближаться с ними, а потом выбрасывать, как ненужный хлам, что произошло и с его собственной женой.

Китти Оуэн всего восемнадцать лет, она валлийского происхождения и легко поддается внушению. Но нет никаких доказательств, позволяющих связывать Китти с Реншо. Напротив, ее замечания и поведение свидетельствуют не более чем о легком увлечении, возможно, даже о страхе. Но у нас есть неопровержимые доказательства (смотрите выше), что Китти испытывала безобидное обожание школьницы к кому-то другому.

Именно Китти заменила графин с безвредной водой графином с отравленной. Моя первоначальная мысль была правильной, но я неверно истолковал весь эпизод и его смысл — многое в этом деле оказалось перевернутым, как крест Сатаны.

Таким образом, подлинный метод…

— Добрый вечер, — прервал Батлера голос позади.

Секунд десять он сидел, не оборачиваясь, как парализованный. Почти бесшумное урчание воскового цилиндра стало громким.

Но Батлера парализовал не страх — у него было мало причин бояться обладателя этого голоса. Его оглушило сознание собственной глупости — казалось, со времени последней встречи с Золотозубым он совершал одну ошибку за другой.

Выйдя из дома, Батлер на несколько минут оставил парадную дверь открытой. Любой мог войти и сесть в кресло напротив, а он, сосредоточенный на другом, ничего бы не заметил.

— Добрый вечер, — машинально отозвался Батлер и выключил диктофон.

Джойс Эллис в вечернем платье шагнула из-за камина и встала лицом к нему.

— Я говорила вам, — спокойно сказала она, — что больше не увижусь с вами, пока не смогу доказать личность убийцы. Ну, я принесла мое доказательство.

— В самом деле, дорогая?

Платье Джойс было цвета пламени и с буфами на рукавах. Оно не изменило ее внешность — лишь подчеркивало красоту серьезного лица, серых глаз и темных волос, завитых на затылке. В руках она держала туго набитую сумку.

— Я не отравляла миссис Тейлор, — продолжала Джойс, — и теперь могу это доказать!

Батлер лениво откинулся на спинку кресла.

— Я и так это знаю, — улыбнулся он. — Это был несчастный случай. И разве не случай привел вас сюда?

Казалось, он дал ей пощечину.

Лицо Джойс неуловимо изменилось — глаза стали глубже, а на губах мелькнула хитрая усмешка. Чувственная фигура словно заполнила до отказа огненное вечернее платье.

— Я глава сатанистской секты, — сказала она. — И это я убила Дика Реншо.

Теперь в библиотеке находились две силы, более опасные и изощренные, чем те, с которыми до сих пор когда-либо имели дело Джойс Эллис или Патрик Батлер. Ибо этими силами были два различных темперамента, которых подсознательно влекло друг другу, которые могли быть любовниками и даже супругами.

— Ну? — осведомилась Джойс хорошо знакомым Батлеру спокойным голосом, правда с едва уловимым оттенком насмешки.

— Это я тоже знал, — ответил Батлер, коснувшись диктофона.

— Знали? — с легким недоверием переспросила Джойс.

— Конечно! — Батлер вскочил.

— Вам меня не напугать, мистер Батлер. Могу я сесть?

Она придвинула другое кожаное кресло так, чтобы оба сидели спиной к камину, видя при этом лица друг друга. В очаге трещали поленья. Джойс, опершись обнаженным локтем на подлокотник кресла, подпирала ладонью подбородок. Глядя на ее улыбку Моны Лизы под темными волосами и складки платья огненного цвета, обрисовывающие фигуру, Батлер почувствовал, что гнев вспыхивает в нем с новой силой.