В Венесуэле скучно без оружия - Сергей Кулаков

– А зачем они в этой глуши? – возразил Рамеро. – Только ягуаров привлекать.

– А что, здесь водятся ягуары? – невольно повел Роман вокруг себя встревоженным взглядом.

– Еще как. Собаки для них тоже самое, что для вас, скажем, копченые колбаски. Поэтому лучше не вводить зверя в искушение. Да и шума меньше, согласитесь.

Роман кивнул.

– Согласен…

– Ну, пойдемте в дом, подкрепимся.

Рамеро обратился к сестрам по-испански, и те весело защебетали в ответ, обнаруживая, что они не столь уж дики, как могло показаться на первый взгляд. Одна из них строила глазки Роману, и того так и подмывало погладить ее по гладкой коричневой спине. И лишь присутствие тяжело шагающего рядом Родриго, чья мрачность, казалось, только усилилась с прибытием на фазенду, не позволило ему осуществить свое желание.

В доме, убранном если не роскошно, то вполне комфортабельно, гости быстро перекусили дичью и рыбой, которые были приготовлены не хуже, чем в столичных ресторанах. Роман заметил, что здесь Рамеро держит себя более демократично, деля стол со всей своей свитой и не брезгуя той пищей, что едят остальные.

Кроме прибывших, в доме находилось еще двое мужчин. Один из них, молодой, романтического вида парень по имени Рафаэль, был программистом. Ограничившись чашкой кофе, он тут же вернулся к разложенным в соседней комнате ноутбукам.

Перед тем как войти в дом, Роман успел заметить замаскированные камуфляжной сеткой антенны. Похоже, здесь находился походный штаб Рамеро, из которого он мог осуществлять руководство восстанием.

Скверно. Что, если Рамеро застрянет здесь надолго? Как тогда выбираться?

Ладно, об этом после.

Еще один жилец, насколько понял Роман, пребывал здесь в качестве дворецкого. С ним Рамеро завел разговор, от которого аппетит Романа, раздразненный дорогой и свежим воздухом, моментально испортился.

– Ну, Фидель, как там этот? – спросил Рамеро.

– Сидит, – меланхолично ответил Фидель, невысокий сорокалетний крепыш с тугим животиком.

– Не подох?

– Нет, синьор. Мы за ним хорошо смотрим.

– Молодцы.

Рамеро отхлебнул кофе, незаметно поморщился.

– У вас все готово?

– Да, синьор, – отозвался Фидель.

– Муравейник цел?

– Цел, синьор.

Роман почувствовал, как мясо, которые он только что проглотил, застряло посередине пищевода.

Какого черта им понадобилось в муравейнике?

– Что с вами, Майкл? – спросил Рамеро.

– Ничего, – отозвался Роман, делая не без усилия глотательное движение. – Приправа крепковата. Я, знаете ли, предпочитаю обходиться без карри.

Родриго, все время наблюдавший за ним, криво усмехнулся.

– Вы, американцы, как дети, предпочитаете все только сладкое.

– Да, – с вызовом ответил Роман. – А еще мы предпочитаем, чтобы всякие любопытные не пялились нам в тарелки, когда мы едим.

Глаза Родриго потемнели, пальцы хрустнули, сжавшись в кулак. Все сидящие за столом замерли.

– На что это вы намекаете? – сквозь зубы спросил Родриго.

– Ну, ну, господа, успокойтесь, – вмешался Рамеро. – Родриго!

Он посмотрел на своего начальника контрразведки, и тот медленно опустил глаза.

– Прошу вас извинить Родриго, Майкл, – сказал Рамеро. – Мы все немного напряжены.

– Все в порядке, Мануэль, – отозвался Роман.

– Я на минуту вас оставлю. Родриго, за мной.

Рамеро и Родриго вышли в комнату программиста. Родриго даже притворил за собой дверь, из чего следовало, что у Рамеро завелись какие-то тайны от своего американского друга.

Наверное, следовало возмутиться, но Роман был для этого не в том положении.

Он был недоволен своим поведением. Зачем ему надо было отвечать этому истукану Родриго? Понятно, что тот все время пытается вывести его из себя. Возможно, делает он это исключительно из антипатии. Но к кому, хотелось бы знать? К американцу Майклу Худлуму? Тогда получалось, что Роман свалял дурака, затевая этот спор, ибо защищать американцев вовсе не входило в его планы. В таком случае, кого же он защищал? Себя? Но это нонсенс, ибо сейчас он – не он, а Худлум, и Родриго не мог его задеть безобидным, в сущности, замечанием. Одним словом, со всех сторон выходила какая-то глупость.

Рамеро пробыл в операторской минуты три и вышел, сопровождаемый Родриго.

– Ну что, Майкл, – обратился он к Роману, – хотите увидеть одно из самых забавных зрелищ в мире? Уверен, нигде больше вы ничего подобного не увидите.

Роман охотнее всего отказался бы от этого предложения. Но отказаться, не навлекая на себя подозрение, было нельзя, поэтому он согласно кивнул.

– Тогда пойдемте.

Они вышли из дома и вслед за Фиделем направились к бревенчатому, весьма прочному на вид, сарайчику.

Альберто и толстяк шли следом. С ними было понятно. Они составляли что-то вроде личной охраны Рамеро. Но, к удивлению Романа, к ним пристроились и сестры-близняшки. Они все время шептались и хихикали, и вели себя точно так же, как городские девушки, собравшиеся на вечеринку. Скучают, должно быть, сидя в этой глуши, и рады любому поводу развлечься. Девчонки, что с них взять.

В ту минуту, как они подходили к сараю, послышался шум подъезжающего автомобиля.

– Ну вот, – засмеялся Рамеро, – и Сапатер со своим головорезами подоспел.

В ворота въехал большой грязный внедорожник. Из него высыпало человек десять смуглых, вооруженных до зубов боевиков.

– И доктор Антонио здесь, – сказал Рамеро громко. – Рад вас видеть.

– Благодарю вас, синьор Рамеро, – отозвался один из прибывших, опрятно одетый человек лет сорока с умным, интеллигентным лицом.

В руке он нес небольшой саквояж, смотревшийся несколько странно в этом первобытном антураже. Впрочем, сам доктор держал себя так, будто для него не было ничего естественнее окружающей обстановки.

– Не сидится на месте? – усмехнулся синьор Рамеро.

– Да, – кивнул доктор. – Захотелось размяться. Тем более что программа обещает быть любопытной.

– Не пожалеете, – согласился Рамеро.

– Ну что, Сапатер, – обратился он к кряжистому бородатому человеку, одетому в полувоенный камуфляж, – все тихо?

– Тихо, синьор Рамеро.

– Ну и отлично. Фидель, выводи.

Фидель с помощью молчаливого толстяка вывел из сарая молодого мужчину. Руки его были крепко связаны за спиной, изо рта торчал кляп. Он водил обезумевшими от страха глазами по собравшимся, тщетно пытаясь найти сочувствие в чьем-нибудь взгляде.