Родная кровь - Сергей Майдуков

«Каприз не мой, а твой, — подмывало возразить Глазьева. — С каких делов я за тебя должен расплачиваться?»

Он заставил себя сдержаться и, состроив улыбку еще шире, вернул проигравшему тысяч десять. Пропихнул сквозь оскаленные зубы:

— Не было бы счастья, да несчастье помогло.

— Никогда не знаешь, где найдешь, — в тон ему произнес Бэтмен. И добавил совершенно неожиданно: — Голову!

Он захохотал, наслаждаясь страхом, промелькнувшим в двух парах глаз, устремленных на него. Бэтмен презирал всю эту гнилую публику, заседающую в правительственных кабинетах и силовых ведомствах. Продажные, подлые, трусливые твари. Его, Бэтмена, нельзя было подкупить или запугать. Если уж он давал слово, то держал, а не юлил, не хитрил, не изворачивался. А эти двое обладали большой властью и большими капиталами, но на самом деле ничего не имели за душой. Жалкие оболочки.

Они тоже смеялись, хотя им было не смешно. А сами небось спали и видели, как однажды поквитаются с Бэтменом. Скорее всего, даже строили вполне конкретные, реальные планы. В него дважды стреляли в этом году, а в прошлом пытались взорвать. Но судьба хранила его. Она любит сильных и бесстрашных. Таких, каким был Бэтмен.

— Ладно, Николаевич, — сказал он, — поезжай домой баиньки, там тебя, наверное, заждались уже. А мы тут с Ринатовичем без лишних ушей покалякаем. Ты как, Юрий Ринатович? Потерпишь еще немного без своих малолеток?

— Сделал дело, гуляй смело, — ответил Глазьев, переваривая последнюю фразу.

Его бесцветные губы разъехались в стороны, однако глаз эта улыбка не затронула. Они были настороженными и злыми. Обиделся, чекист хренов. Ничего, проглотит. Даром, что ли, Бэтмен его с руки кормит? Кстати говоря, в последнее время получается, что именно даром.

Дождавшись, пока они остались одни, Бэтмен сделал маленький глоток своего любимого шотландского виски, забросил в рот виноградину и спросил:

— Что по Антону Неделину, Ринатович? Удалось что-нибудь выяснить?

— Ищем, Константин Эдуардович, ищем, — значительно произнес Глазьев. — Не иголка в лесу. Найдем голубчика.

Он всегда важничал и надувал щеки, когда возникала необходимость в его профессиональных услугах. Вел себя так, будто вся система государственной безопасности работала на него. Обычно Бэтмен спускал ему это с рук, чтобы не ссориться.

— Когда? — спросил он, неспешно собирая карты со стола.

— Сколько веревочка ни вейся…

Договорить Глазьев не успел.

— Когда? — повторил Бэтмен, и в его голосе зазвучал металл.

— Ну… В ближайшее время.

— А давай я отвечу тебе так, когда ты за баблом прискачешь?

Щеки Глазьева дрогнули, словно он подпрыгнул на месте, хотя его плоский зад лишь крепче вжался в сиденье стула.

— Со всем уважением, Константин Эдуардович… — произнес он, следя за колодой. — Я не собачка, чтобы скакать.

— Блоха? — поинтересовался Бэтмен, и голос его представлял собой сплошной металл, словно глотка была отлита из меди.

Глазьев медленно встал, решая, как отреагировать на столь откровенное оскорбление. Ему не было сказано: «Сидеть!» Просто указательный палец Бэтмена указал на покинутое место, и Глазьев, переступивший с ноги на ногу, сел опять.

— Вся ваша хваленая контора никак не найдет Неделина, — произнес Бэтмен, презрительно раздувая ноздри. — Сколько вас там в районе? Сотня? Две? — Перетасовав карты, он, не глядя, вытянул из колоды шестерку и заставил ее спланировать на зеленое поле перед собеседником. — Целая куча дармоедов, ни на что не годных.

— Претензии ко мне или к службе?

— Тебе, тебе предъява, Юрасик, — сказал Бэтмен, поднимая взгляд.

Глазьеву почудилось, что его посадили напротив некого таинственного прибора, излучающего такие мощные волны, что кишки в узел завязываются.

— Не понял! — воскликнул он высоким, звонким голосом, который больше подошел бы мальчику, а не взрослому мужчине, предпочитающему групповой секс.

— Не понял, говоришь? Хорошо, сейчас растолкую. — Бэтмен протянул руку, сгребая оставшийся выигрыш собеседника. — Заясню, типа. — Он резко хлопнул по пятерне Глазьева, попытавшейся удержать часть купюр. — Мои пацаны сами нашли водилу, выцепили и ко мне доставили. А ты тут сидишь, Джеймса Бонда из себя корчишь, завтраками меня кормишь. За что я тебе плачу, Юрасик? Зачем вообще терплю? Ты мне кто?

— Я? — заволновался Глазьев. — Я друг твой, Константин Эдуардович. Союзник верный. Вместе мы…

Он потряс стиснутым кулаком.

— Какой ты мне союзник, какой кореш? — Бэтмен наклонился и постучал пальцем по карте, которую перед этим бросил Глазьеву. — Вот ты кто. Шестерка. И задача у тебя одна: шестерить, чтобы мне приятное делать. А ты? Щеки раздуваешь, как та кобра, да толку с тебя ни на грош. И на кой ты мне сдался такой хороший? Вали отсюда. Я лучше с твоим начальством дело иметь буду.

Не глядя на побледневшего Глазьева, Бэтмен плеснул себе виски. Этим он как бы давал понять, что разговор закончен, хотя на самом деле финальную точку еще не поставил. Главная цель этого маленького спектакля пока что достигнута не была. Бэтмен затеял его не столько для того, чтобы высказать силовику недовольство, сколько для того, чтобы морально раздавить его, лишив воли и способности отстаивать собственные интересы. После потери порошка предстояло экономить и искать дополнительные финансовые вливания. Одним из таких источников являлся Глазьев. Но не читать же ему лекции об экономии? Бэтмен знал куда более доходчивые способы убеждать людей.

— Что стоишь? — сварливо спросил он, опустошив стакан. — Сказать что-то на прощание хочешь?

— Ты ошибку совершаешь, Константин Эдуардович, — проникновенно заговорил Глазьев, держась для устойчивости за спинку стула. — Зачем такие резкие движения делать? Я тебе еще пригожусь.

— Я тебе еще пригожусь… — передразнил Бэтмен. — Сказочник. — Он сделал вид, что думает. — Ладно, пригодись, тогда поговорим. Знаешь, за что я муравьев люблю? Они пользу приносят. Вот и ты приноси, тогда я тебя тоже полюблю. Возвращайся, когда надумаешь, как общий котел пополнить. А то набивать карманы все горазды.

Закончив тираду, Бэтмен небрежно махнул рукой в сторону двери. Вечер не пропал даром. Кое-какая материальная выгода от него была.

Антон лежал в смотровой яме ангара, куда еще недавно загонял свой грузовик на ремонт. От бетона тянуло холодом, бензином и мочой. В углу валялась куча ветоши, пропитанной машинным маслом. На самом Антоне не было ни лоскута. Раздетый догола, он дрожал и стучал зубами, обхватив себя руками в безуспешной попытке хоть немного согреться.

Били его недолго, но умело. Внутренности болели так, словно внутри тела ползали раки, терзающие острыми клешнями все, что попадалось на пути. А вот голова была на удивление светлой и ясной. Это Антону не нравилось. Он предпочел бы находиться вообще без сознания. Мысли добивали своей безысходной определенностью.