Магия лета - Кэтрин Коултер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Милорд! — крикнула она, делая кучеру знак остановиться вровень с Хоком.
— Доброе утро, Констанс. Насколько я вижу, вы только что ездили по магазинам?
Он широким жестом обвел многочисленные свертки, уложенные на коленях у горничной внушительной пирамидой. Девушка подняла глаза, и Хок невольно вздрогнул. Он был знаком ему, этот усталый, равнодушный взгляд, взгляд человека, смирившегося со своей несчастливой судьбой.
Ему стоило усилий улыбнуться Констанс.
— Да, мы ездили по магазинам. Тереза, этот сверток вот-вот свалится на мостовую! Вот бестолковая девчонка! Вы будете сегодня на балу у леди Эстергази, Хок?
Еще один чертов бал? Ну уж нет!
— Пока не знаю, — ответил он уклончиво. — Вы сегодня обворожительны, Конни, но я не уверен, что в этот вечер смогу наслаждаться вашим обществом. Мне предстоит важная деловая встреча.
Он подумал, что никогда еще не лгал так неумело, и опустил голову, как бы разглядывая носки своих ботинок. Ему не нужно было смотреть Констанс в лицо, чтобы почувствовать ее гнев.
— Я все-таки буду лелеять надежду потанцевать с вами, — сказала она пронзительным голосом, весьма далеким от любезности, заключенной в словах.
Хок смотрел вслед ландо, недовольно сдвинув густые брови. Кучер не сразу сумел влиться в поток экипажей, очень плотный в это время дня на Сент-Джеймс-стрит, одной из центральных улиц Лондона. Все это время улыбка Констанс (очень фальшивая, чего она, очевидно, не сознавала) была обращена в сторону Хока.
Наконец он был избавлен от необходимости гримасничать в ответ и продолжил свои блуждания.
— Навстречу мне движется туча, до отказа наполненная дождем и градом, и имя этой туче — Хок.
— Сен-Левен! — воскликнул он, из последних сил изображая радостное удивление.
— Насколько я помню, кое-кто меня так и зовет, — усмехнулся тот, поигрывая моноклем. — Я направляюсь к «Джексону». Не хочешь составить мне компанию?
У Хока заблестели глаза. Заведение с вывеской «Джексон. Бокс для джентльменов» было как раз тем местом, где он мог дать выход своим эмоциям. Он мог согласиться на что угодно, лишь бы не оставаться наедине с самим собой.
Чуть ли не с порога Хок принял вызов молодого Кантерли, здоровенного сквернослова из Суффолка, известного тем, что он постоянно ошивался у «Джексона», вызывая на поединок новичков и избивая их до полусмерти. Не прошло и нескольких минут, как Хок переоделся и выскочил на ринг, Его нисколько не обескуражил вид вздутых мышц Кантерли. Хок и сам был хорошим боксером, а не находящая выхода ярость и вовсе превратила его в слепую машину разрушения. Он совершенно потерял над собой контроль и опомнился лишь тогда, когда над рингом пронесся встревоженный крик владельца заведения:
— Остановитесь, милорд, хватит!
Хок застыл. Пот щекочущими ручейками катился по всему его телу, в том числе по лбу, попадая в глаза, и он не сразу заметил, что перед ним больше нет молодого Кантерли. То, что осталось от крикливого забияки, уволакивали с ринга двое помощников. Джексон, стоя поодаль, разглядывал Хока с нескрываемым удивлением.
— Отличная работа, Хок! — крикнул со скамьи для зрителей сэр Питер Грейвен. — Я поставил на тебя пять гиней!
— Спускайся! — мягко приказал Сен-Левен, снизу вверх глядя на своего тяжело дышащего приятеля.
Когда Хок смыл с себя пот и оделся, Лайонел похлопал его по плечу, одобрительно усмехаясь:
— Славно ты отделал этого печально известного молодого идиота. Надеюсь, теперь тебе полегчало?
— Похоже, один раз он неплохо приложился мне по боку. Больно, черт возьми! — охнул Хок, потирая ребра.
— Когда ты уезжаешь? — вдруг спросил Лайонел.
— Ты это о чем? — удивился Хок, все еще ощупывая себя в поисках повреждений.
Я о том, что ты болтаешься в Лондоне вот уже два месяца. Когда ты намерен вернуться в Йоркшир?
— Я вообще не собираюсь туда возвращаться. (Но так ли это? До того как Лайонел задал свой вопрос, Хок не отдавал себе отчета в том, что подумывает об отъезде.) Мне нечего там делать! Я…
— Ты просто-напросто впал в тоску. Ты несчастен, старина Хок, и чем скорее ты признаешься себе в этом, тем тебе же будет лучше.
— До самого последнего времени я был вполне доволен жизнью. Сен-Левен, ты что же, совсем не умеешь держать язык на привязи?
— Зачем тогда нужны друзья, если они не имеют права высказать парочку неприятных истин? — спросил Лайонел, обращаясь к пушинке, которую в это время стряхивал с рукава. — Хочу напомнить, что ты теперь женат.
— Похоже, весь свет сговорился напоминать мне об этом! Что касается Фрэнсис, ты ее видел. Проклятие, ты видел ее или нет? Ты бы вернулся к… к такому?
— Разумеется, вернулся бы, потому что я рассмотрел твою жену куда лучше, чем ты сам.
— И что должно означать это загадочное высказывание?
— Неужели тебе нужно разжевать и положить в рот каждое слово, дружище Хок?
Лайонел ожидал одной из вспышек гнева, на которые его приятель был весьма скор (возможно даже, хорошего тычка по носу), но тот только пожал плечами. Теперь они продолжали свой путь по Пикадилли в мрачном молчании.
— Похоже, собирается дождь, — заметил Лайонел некоторое время спустя, поднимая взгляд на обложенное тучами небо.
Хок в ответ издал неопределенный звук и пнул подвернувшийся под ногу камешек.
— Твой отец хоть раз писал тебе за это время?
— Ни единого слова.
Сказав это, Хок приостановился с озадаченным видом, неожиданно найдя молчание отца весьма странным. По его представлениям, маркиз должен был засыпать его письмами, умоляя вернуться, осыпая упреками. Если старый интриган молчал, это означало, что готовился какой-то неприятный
Сюрприз.
То же самое, причем почти в тех же выражениях, подумал и Лайонел.
— Ладно, — буркнул Хок, и в его голосе прозвучало нескрываемое облегчение.
— Ладно что?
— Я уеду завтра же утром.
«Я уеду, чтобы осыпать жену знаками внимания, чтобы снять с нее эти чертовы очки, эти чертовы тряпки, этот чертов чепец! Если мне придется убить ее, чтобы увидеть ее груди, я так и сделаю! И еще я…»
Хок опомнился.
— Она меня терпеть не может, — угрюмо повторил он довод, который уже приводил Амалии.
— Мне тоже так показалось, — согласился Лайонел с тонкой улыбкой. — Однако, дружище…
— И ты, Брут! — воскликнул Хок, замахав на него руками. — Скажи, что во мне достаточно шарма, чтобы очаровать даже нашего толстяка регента, — и я покончу жизнь самоубийством!
— Ладно уж, этого я не скажу. Зато не скрою того, что тебе предстоит задача посерьезнее. Надеюсь, твоя жена все еще в Десборо-Холле.