Страшная дорога свободной личности - Илья Росляков

как считали Шпренгер и Инститорис? Или тем, что церковь стремилась подавлять свободу и науку, на переднем крае которой находились ведьмы, как полагает Гейдж? Где здесь правда?

ХХ век открыл в этом вопросе новую страницу. У Гейдж появились как оппоненты, так и продолжатели.

Рассмотренный нами философ Отто Вейнингер, потребовавший перехода к тотальному целибату для устранения женщины, разумеется, не поддерживал введения равного избирательного права для женщин, за которое боролась Гейдж. И исповедовал специфический взгляд на эмансипацию женщины как упадок ценности материнства, продолжения рода, и, напротив, как раскрепощение в женщине типа гетеры. Выделение двух типов женщины — матери и гетеры (который также называют типом любовницы или проститутки) — в западной традиции является почти общим местом. Не будем сейчас критиковать эту типологию и говорить о том, что нельзя свести женщин к этим двум типам — сделаем это далее. Пока же присмотримся к тому, что выводит отсюда Вейнингер, говоря о современной ему эпохе, — напомню, это самое начало XX века.

«В настоящее время чувственный элемент выступил еще сильнее, чем раньше, ибо в этом „течении“ огромную роль играет стремление женщины перейти из сферы материнства в сферу гетеризма (т. е. беспорядочных половых сношений. — Прим. И. Р.). В целом это скорее является эмансипацией гетеры, чем эмансипацией женщины».

Нельзя не признать, что такое предположение Вейнингера оказалось почти пророческим. Начавшись с вопроса о предоставлении женщине равных с мужчиной избирательных прав, эмансипация женщины закончилась в итоге сексуальной революцией. Сексуальность стала рассматриваться как основная сфера эмансипации, более важная, чем юридические или социальные права женщины. С этого начался пересмотр нормы эротических отношений внутри семьи. Что касается упадка материнства, в западных обществах он достаточно очевиден.

Логика Вейнингера была в том, что он сводил сущность женщины к сексуальности и сводничеству. Соответственно, в ходе эмансипации эта сущность и высвободится, считал он. Эмансипирующаяся женщина-гетера, по его словам, стремится «исчезнуть в половом акте, уничтожиться, превратиться в ничто, опьянеть до потери сознания от сладострастного наслаждения». Здесь уже мы видим нечто близкое к той природной «стихии», соединяющей смерть и рождение, которой боялись инквизиторы в ведьмах и женщине в целом. Эмансипация гетеры… Ведьмы как «икона освобождения»… Не имеем ли мы здесь дело с описанием одного и того же начала, которое было объектом страха и подавления в западном христианстве, а затем стало раскрепощаться и превозноситься феминистками?

Согласно обсуждавшемуся нами эссенциалистскому подходу, это женское начало обладает реальным бытием. Мы вплотную подошли к тому, чтобы дать ему описание.

За этим описанием далеко ходить не придется — оно было в достаточно исчерпывающем виде дано на Западе в середине XX века сразу несколькими авторами. Подчеркну, что изложенное далее интересно тем, что оно показывает именно западное понимание вопроса и лежит в основе ныне проводимого Западом культурного переворота, по сути неонацистского.

Начать хотелось бы с неонацистского (сам себя он называл традиционалистским) эзотерика Юлиуса Эволы, который предпринял большое исследование метафизики пола и эротических практик в различных религиозных и мистических традициях, посвятительных практиках и в философии. Его книга так и называется — «Метафизика пола». Суть этой метафизики, по Эволе, в восстановлении андрогина, то есть существа, в котором нет разделения на два пола. У Бёме мы уже встречали представление о том, что Христос воплощал в себе двуполость и был «муже-девой», и основная суть его прихода на Землю заключалась в том, чтобы, «освятив» женское начало, превратить его в мужское и восстановить таким образом правильное состояние человечества до разделения полов.

Говоря о Бёме и его последователе Баадере, Эвола пишет, что можно принять у них «миф о первочеловеке, оторвавшемся от Отца, о превращении истинного „огненного“ бытия в ложное и то, что это внешнее, упадочное существование (то есть теперешнее существование человечества во плоти. — Прим. И. Р.) должно быть превзойдено, уничтожено, должно исчезнуть. Но мы ничего не узнаем у них о том, как любить, чтобы мистериально восстановить Единое» (выделено мною — И. Р.).

Именно это и составляет главный предмет поиска самого Эволы — как восстановить андрогинат через эротическую практику. В главном замысел Эволы полностью совпадает с замыслом Вейнингера, который призывал «дать полное существование духовному человеку» через прекращение продолжения рода. Разница лишь в том, что Вейнингер как выразитель пуританской морали предлагает реализовать это через полное подавление эротической сферы. Эвола как неонацистский эзотерик — через полное отделение эротической практики от продолжения рода и превращение ее в инструмент очень специфической и зловещей духовно-психологической трансформации человека, связанной с «возвращением» женского начала «назад» в мужское.

Давая описание этим началам, он отсылает к Аристотелю, который в работе «О происхождении животных» говорит: «Во вселенной природу земли считают обыкновенно женской и матерью; небо же, солнце и другие предметы подобного рода именуют родителями и отцами». Аристотель указывает, что нужно рассматривать «мужское — как заключающее в себе начало движения и возникновения, женское — как материальное начало». Это перекликается с существенным для философии Аристотеля понятием «неподвижного двигателя» или «перводвигателя», который пробуждает все происходящие движения, преобразует материю.

Развивая это, Эвола отмечает: «Форма имеет в себе силу определять, осуществлять принципы движения, развития, становления; материя — среда и средство любого развития, чистая и неопределенная возможность, субстанция, „вещь в себе“, которая, чтобы стать чем-то, должна быть возбуждена и пробуждена к становлению. Греческое слово, обозначающее материю, — υλη, не относится ни к органической, ни вообще к физической ее части; трудно определимое современным мышлением, оно в данном контексте намекает на таинственную, неуловимую, бездонную сущность, которая и есть и не есть, чистую возможность „природы“ уже как становления и развития».

Пробуждая «материю» к движению, «форма», то есть мужское, привносит в «текущий» природный мир «неотмирный» порядок. Неотмирный — потому, что в земной природе его нет, он имеет как бы космический характер. Мужское в высоком воплощении связывается с Аполлоном — богом света, олицетворяющим Солнце, имеющим второе имя Феб — «сияющий», «лучезарный». Оно связано со сверхчувственным. На Востоке, в Индии, символическую роль бога Аполлона как носителя «мужского принципа» исполняет бог Шива, который описывается как чистое, неизменное, лишенное атрибутов всепроникающее трансцендентное сознание. При этом главным и чрезвычайно распространенным символом Шивы является лингам, то есть его божественный фаллос, в котором почитается трансцендентная порождающая сила.

Женское начало в его предельном виде — это первоматерия, способная воспринять любую форму, не повреждаясь в своих последних глубинах. Ключ к уразумению женского — символизм Вод и изменчиво-лунная природа. Влажность, текучесть воды отражает способность принимать любую форму. Лунность связана с неясно-переменчивой природой женских эмоций и предрасположенностей. Еще один символ —