Непослушное дитя биосферы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей - Виктор Дольник

Влечение к заду, стремление избегать публичного спаривания, ассоциация его с унижением женщины создали сложнейший клубок противоречий для разума. Разрешить его на рациональной основе разум не мог, и единственное, что он мог сделать — запретить делать публично все, с этой сферой связанное, ввести набедренные повязки и табу.

Когда более слабый самец обезьяны встает в позу подчинения перед доминантой, а тот в ответ изображает спаривание, то для первого это выглядит как наказание. Поэтому теперь нам, читатель, вполне понятен смысл такой часто наблюдаемой картины: павиан-доминант сидит на возвышении и управляет стадом с помощью мимики и жестов — хмурит брови, скалит зубы («Если будешь продолжать делать, что не надо, — укушу»), грозит кулаком («Прекрати, не то побью») и… хлопает рукой по своим половым органам («Смотри, встанешь у меня в позу унижения»). Все эти жесты есть и у мужчин, и все они обозначают угрозу и ранговое превосходство. Но человек обладает еще и речью. Она тоже стала употребляться с той же целью (возможно, как только возникла, ведь и сейчас артель что-то вместе делающих мужчин успешно управляется одним матом). Львиная доля ругательств черпается из запретной области. Среди них и вечная загадка для лингвистов — почему один мужчина угрожает другому невыполнимым и никогда не приводимым в исполнение спариванием.

Итак, читатель, теперь вам ясно, что для этологов многие странности сексуального поведения человека поддаются расшифровке, ясно и почему они запретны. Многое в этой области мы можем понять и объяснить, но почти ничего не можем отменить или исправить. Эти инстинкты сидят в нас и влияют на наше поведение и сознание. Вам самим предстоит решать, рекомендовать или не рекомендовать прочесть другим то, что прочли вы (самое естественное — самому втихаря прочесть, но кое от кого спрятать). Решить это трудно, ведь есть люди, которые верят, что «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман», и есть люди, для которых дороже всего знания и правда, какими бы неприятными они ни были. Мы должны уважать и тех, и других.

Уже сразу после опубликования этого текста в виде отдельной статьи посыпались вопросы: «а гомосексуализм»?

Гомосексуализм имеет сложную природу. О биологических и социальных его причинах лучше всего написано у Десмонда Морриса в «Голой обезьяне» и «Людском зверинце»: это и сбои в генетике, и ложные импринтинги (запечатление не того пола в качестве брачного партнера), и результат изоляции одного пола в школах, армии и тюрьмах, и вовлечение молодых взрослыми гомосексуалистами. Эволюционно гомосексуализм бесперспективен, т.к. эти люди сами исключают себя из размножения. Но он был всегда и возникает снова и снова. В разлагающейся армии и тюрьмах изнасилование («опускание») используется как акт унижения — точно по врожденной программе, но не символически, а реально. Это извращение, и оно наказуемо обществом. Ко всем же остальным проявлениям гомосексуализма общество в одни времена относилось терпимо, а в другие резко отрицательно.

Напоследок зададимся вопросом: почему унаследованные нами от предков программы так противоречивы? Неужели и у других животных такая же сумятица? Оказывается, нет, обычно у диких видов программы весьма согласованы, притерты друг к другу; новые программы реализуются четко, а древние, которым они пришли на смену, либо подавлены, либо подправлены. Разгадку этого парадокса нашел в конце 1940-х годов наш замечательный соотечественник генетик С. Н. Давиденков. Биологическая эволюция от обезьяны к человеку была исключительно быстрой на последнем этапе и далеко не прямой. Естественный отбор решал уйму совершенно новых задач, многое намечалось как бы вчерне. Если бы человек и дальше эволюционировал как обычный биологический вид, все решения были бы в конце концов найдены, отшлифованы, все лишнее убрано.

Но в самый разгар биологической эволюции случилось невиданное: человек в значительной мере вышел из-под влияния естественного отбора. Незавершенным, недоделанным. И таким остался навсегда. (Чтобы быть совсем точным, человек ушел не от всех воздействий отбора. Например, отбор на устойчивость к заразным болезням, от которых нет вакцин и лекарств, продолжает действовать. Может изменяться и поведение. Если долго не будет найдено средство от СПИДа, то в охваченных пандемией популяциях в Африке будет происходить отбор, увеличивающий в популяции долю людей, генетически склонных к строгой моногамии, поскольку от этой болезни умирают и сексуальные партнеры, и их дети.)

А вышел человек из-под действия отбора потому, что главным условием успеха стала не генетически передаваемая информация, а внегенетически передаваемые знания. Выживать стали не те, кто лучше устроен, а те, кто лучше пользуется приобретенным и с каждым поколением возрастающим знанием о том, как строить, как добывать пищу, как защищаться от болезней, как жить. Так и осталось, например, нерешенным противоречие между громадной головой ребенка и недостаточно расширившимся (чтобы не терять способность ходить) тазом женщины — и поэтому роды тяжелы, мучительны и опасны. Остались нерешенными и противоречия между инстинктами, лежащими в основе полового, брачного, семейного и общественного поведения. Поэтому так часто мы ведем себя неудачно, даже просто плохо и в том случае, когда руководствуемся внутренними мотивами, и в том случае, когда сознательно стремимся делать все им наперекор. Автор считает, что все же если знаешь подсознательную природу своих мотиваций, то шансов поступать правильно самому и быть снисходительнее к другим больше.