Улав, сын Аудуна из Хествикена - Сигрид Унсет

Хокон желал устроить пышные крестины, и фру Магнхильд попросила дозволения взять на себя половину расходов. На пир прибыл не только Хафтур, сын Колбейна, ставший добрым другом Хокона, но и дядья – Колбейн и Ивар. Они остались еще на несколько дней, когда другие гости уехали.

Однажды вечером родичи сидели за трапезой в горнице фру Магнхильд; Оса, дочь Магнуса, также была с ними и сидела на почетном месте, Ингунн же – рядом с ней, и помогала старушке есть и пить; у той сильно тряслись руки. А вообще-то в эту зиму Оса была много здоровее; ее очень обрадовало, что она стала прабабушкой. Эту новую для нее весть она никогда не забывала, справлялась о младенце и частенько изъявляла желание его видеть.

В тот вечер разговор зашел об усобицах меж баронами и епископами, и сыны Туре дали понять: им-то хорошо известно, кто одержит верх! Епископам, ясное дело, придется сдаться, довольствоваться властью, коей они облечены как духовные пастыри народа. Однако же бароны оставят незыблемыми все старые законы, касающиеся проступков мирян. Об епископе Турфинне многие из священников здесь, в его собственной епархии, думали, что он-де слишком далеко зашел в своем рвении.

– Я тут толковал с тремя приходскими священниками, учеными и добрыми людьми божьими, – сказал Колбейн, – и все трое ответили мне, что готовы отправлять свадебное богослужение, коли мы выдадим здесь Ингунн замуж.

Фру Магнхильд ответила:

– Ясное дело, епископ не может правильно толковать законы. В заповедях господних не сказано, чтобы священнослужители были заодно с легкомысленными и своевольными юнцами. Или же чтобы святая церковь помогала строптивым детям стоять на своем вопреки воле родительской.

– Да уж, разумеется, не сказано, – подтвердили и прочие.

Лицо Ингунн побагровело, но она выпрямилась, и было заметно по ее глазам, как упрямство в ней борется со страхом, – они казались необычайно большими и черными, когда она смотрела на своих дядьев.

– Да, мы говорим о тебе, – подхватил Колбейн. – Довольно сидеть на шее у родичей, Ингунн. Пора тебе найти мужа, который сможет обуздать тебя.

– А вы сможете найти человека, который захочет взять меня в жены? – презрительно бросила Ингунн. – Жалкую тварь, каковой вы меня почитаете?

– Не о том речь, – в ярости вскричал Колбейн. – Я-то думал, что времени у тебя было предостаточно опамятоваться. Ты уж, верно, не столь бесстыдна, чтобы спать с человеком, обагрившим руки кровью твоего родича по отцу, даже если бы тебе и удалось заполучить Улава в мужья!

– Сперва спроси, не попал ли человек в беду из-за свойственника своего, – неуверенно и негромко сказала Ингунн.

– А ну, хватит болтать, – в ярости заорал Колбейн. – Мы никогда не отдадим тебя убийце Эйнара.

– Да, вы вольны распоряжаться, быть может… – сказала Ингунн. Она почувствовала: все, кто сидел за столом, смотрят на нее. И ее вдруг странным образом воодушевило то, что она вот так вышла из тени и восстала против порабощения. – Только дерзните отдать меня другому… Увидите – этим вы распоряжаться не вольны!

– А кто ж, по-твоему, волен? – презрительно спросил Колбейн.

Ингунн схватилась за скамью, на которой сидела. Она сама чувствовала, как побелели ее щеки. Но это в самом деле была она. Ей вовсе не снилось. Это она говорила, и все смотрели на нее.

Но не успела она ответить на вопрос, как посредником меж ней и Колбейном выступил Ивар:

– Побойся бога, Ингунн… этот Улав… Никому не ведомо, где он обретается… Ты сама не знаешь, жив он или мертв. Ты что, собираешься, может, всю жизнь вдоветь, дожидаясь мертвого?

– Я знаю, он жив! – Сунув руку за лиф платья, она вытащила маленький нож в серебряных ножнах, который носила на шнуре, надетом на шею. Она сняла нож со шнура и положила на стол. – Улав дал мне его как заветный знак, прежде чем мы расстались; он просил меня ждать до тех пор, покуда лезвие не замутится, ну, а коли нож заржавеет, стало быть, его, Улава, нет в живых… Так он сказал…

Несколько раз она громко и глубоко вздохнула. И тут вдруг заметила чуть поодаль за столом юношу, который сидел, глядя на нее как зачарованный. Ингунн знала, что зовется он Гудмунн, сын Йона, и что он – единственный наследник богатой усадьбы в соседнем приходе. Она видела его несколько раз здесь, в Берге, но беседовать с ним ей не доводилось. Теперь она вдруг поняла: вот он – жених, которого ей прочат дядья; она это точно знала. Она смотрела юноше прямо в глаза – ее взгляд, был тверд, как сталь; и она это чувствовала.

Тогда Ивар, сын Туре, который старался примирить ее с Колбейном, сказал, почесав в затылке:

– Гм… заветные знаки… Да, не знаю, можно ли в них верить…

– Я думаю, Ингунн, голубушка, ты увидишь, кто волен выдавать тебя замуж… – перебил его Колбейн. – Ты, стало быть, собираешься нам перечить, коли мы дадим тебе в мужья того, кого почитаем тебе ровней? К кому же ты ныне собираешься обратиться за помощью, ведь твой-то епископ дал деру из страны, так что тебе больше не укрыться у него под рясой.

– Я собираюсь обратиться к одному лишь Всевышнему, создателю моему, – ответила Ингунн; лицо ее было мертвенно-бледным, она привстала со скамьи, – уповать на его милосердие, дабы избежать еще большего греха. Да я скорее брошусь во фьорд, ежели вы вынудите меня свершить сей смертный грех, чем дам вам запугать себя – стать шлюхой и лечь в брачную постель с другим, меж тем как мой истинный супруг жив!

Оба они, и Колбейн, и Ивар, хотели было ответить ей. Но тут старая Оса, дочь Магнуса, положив руки на стол, насилу поднялась со скамьи. Она стояла – высокая, тонкая, сгорбленная – и щурилась, глядя на мужчин своими старыми, красными, слезящимися глазами.

– Что вы собираетесь сделать с этим ребенком? – угрожающе спросила она, положив костлявую, жилистую руку на затылок Ингунн. – Сдается мне, вы желаете ей худа. Ивар, сын мой, неужто ты будешь на побегушках у этого пащенка, отродья Боргхильд? Изведут они детей Стейнфинна, вижу я: неужто вы пойдете к ним в подручники, Магнхильд и Ивар? Боюсь тогда – вас у меня осталось слишком много, хотя вас всего-то двое!

– Полно, матушка! – взмолился Ивар, сын Туре.

– Бабушка! – Ингунн прильнула к старухе, укрылась полою ее мехового плаща. – Да, да, бабушка, помогите мне!

Старуха обняла ее.

– А теперь идем! – шепнула она. – Идем со мною, дитятко мое, идем!

Ингунн поднялась и помогла бабушке выйти из-за стола. Держа одной рукой клюку, нашаривавшую дорогу, а другой опираясь на плечо внучки, Оса, дочь Магнуса, сошла, спотыкаясь, вниз, к двери. Она беспрестанно бормотала себе под нос:

– Стать подручниками отродья этой Боргхильд… Дети мои… Видно, я зажилась на свете… сдается мне!

– Да нет же, нет, матушка… – Ивар пошел за Осой следом, взял у матери клюку и подставил ей свое плечо для опоры. – Я все время твердил: лучше бы замириться с Улавом, да… А нынче, когда о нем вовсе ни слуху ни духу, то…