Магия Неведомого - Николай Басов

– Он что-то со мной делает… Это магия?

– Зато наилучшего сорта, профессор, смею заметить, – улыбнулся рыцарь Бело-Черного Ордена Берты, сэр Оле-Лех по прозвищу Покров.

А вот что он при этом сказал про себя, осталось для Сиверса тайной. А подумал он вот что – не такой уж ты, проф, дуралей, каким показался мне сначала. Но разве такое выскажешь?

Летучий корабль шел по небу на редкость свободно, тихо, плавно и, пожалуй, мирно, чего Сухром при первом взгляде на него и предположить не мог. Казалось, если положить легчайшее перо на палубу, то и тогда никакой ветерок не сдул бы его. Возможно, ветры были, даже скорее всего были, но «Раскат» им подчинялся, покорялся и следовал со всей массой перемещающегося воздуха, вот и получалось, что относительная скорость ветра почти не давила на тех, кто находился на его борту. А потому и ветер не чувствовался, как не было и неудобств, связанных с качкой.

К тому же крылья корабля, как заметил Сухром, работали очень редко, возможно, потому, что были не слишком нужны настолько опытному судоводителю, как капитан Виль, а может, просто команда корабля была совсем невелика – всего-то шесть тархов и два странных существа, составлявших, как рыцарь понял, послушав их выговор, бескрылую помесь все тех же птицоидов и людей, обитавших где-то в северо-восточных землях континента. Они оказались сильны, выносливы, и именно им доставалась главная работа на рычагах, запускающих сложную систему передач, позволяющую крыльям корабля делать махи в самых неожиданных направлениях и по удивительным со стороны траекториям.

Пятеро птицеподобных матросов капитана Виля держались особняком от своих двух более сильных восточных товарищей, но, как заметил Сухром, подначивали их, иногда даже задирали. Сам Сухром не очень-то понимал их разговоры, да и капитан Виль с помощником, шестым своим подчиненным птицоидом, шкипером Луадом, стоило кому-то из подчиненных разговориться, тут же требовал тишины. Зачем это было нужно, помимо соблюдения каких-то неведомых рыцарю неписаных правил дисциплины на борту корабля, догадаться не удавалось. Возможно, тишина требовалась, например, для правильного соблюдения магической подъемной силы или чтобы внимательнее наблюдать за ветрами, которые помогали «Раскату» выдерживать направление.

Как правило, за странного вида румпелем корабля стоял либо сам капитан, либо шкипер, и почти обязательно два тарха несли вахту, один на самом носу корабля, а второму выпадала доля носиться чуть не по всему необъятному баллону над кораблем, чтобы что-то латать, подтягивать какие-то тросики или исполнять другие, весьма непростые обязанности воздушного матроса.

Через три или четыре дня Сухром решил, что он понял, как они продвигались вперед. Капитан Виль или шпикер Луад поднимали корабль повыше, иногда даже выше облаков, благо что над равниной, над которой они летели, облака ходили невысоко, и затем разгонял корабль, скатывая его, будто санки с горы, используя таинственную силу тяжести и попутный ветер, конечно. То есть управлять такой машиной, какой был «Раскат», оказывалось намного сложнее, чем просто вести морской корабль среди ветров, течений и предательских мелей. Учиться этому искусству, вероятно, приходилось долгие годы, исполненные труда, и уж если птицоидам настоящее мастерство не удавалось постигнуть во всей полноте, то всем бескрылым расам это и вовсе оказывалось не по мере их способностей.

В общем, лететь Сухрому нравилось, даже Датыр, с опаской относившийся сначала к тому, что им придется довериться такому на вид малонадежному средству передвижения, как «Раскат», успокоился и уже не ходил по палубе с таким видом, словно она могла в любой миг под ним провалиться. Единственное, что их угнетало, – компактность, с какой корабль был выстроен.

Сначала, когда капитан Виль привел их в каюту, которую выделил им, со словами о том, что здесь обычно располагается сама Госпожа, если использует корабль для своих целей, рыцарь ему не поверил. Он решил, что они попали в какой-то на редкость тесный и неудобный коридор, чуть больше обычного шкафа, а не в каюту. Но это оказалось именно то место, где им предполагалось обоим жить в течение путешествия.

– Как же я тут размещусь? – гневно удивлялся рыцарь, когда осознал, что это никакой не коридор, а жилое помещение. – Тут же даже разогнуться в рост невозможно, а ведь Госпожа еще выше меня.

– Она обычно располагается здесь, господин, – отозвался капитан. – И часто со своей служанкой, а то бывает, что и с добрым господином Торлом, ее главным советником, ежели она берет его с собой.

– Они тут втроем размещаются? – уже по-настоящему изумился Сухром. – И даже спят с господином Торлом в этом… помещении?

– Нет, спать доброго господина Торла отсылают в мою каюту, но это очень неудобно, потому что мне там приходится работать… Знаете ли, сидеть над картами, читать лоции, прокладывать курсы и вести бортовой журнал, да многое, в общем, приходится делать. Но служанку свою Госпожа оставляет здесь, при себе, так что и тебе, господин рыцарь, не может быть тут слишком уж… – капитан задумался на миг, – совсем уж невместно.

Сухром выпрямился, стукнулся макушкой о палубу над собой, чуть присел и все же, исполненный достоинства и, как ему казалось, праведного негодования, спросил, возвысив голос:

– Ты вообще знаешь, что мы должны будем подобрать еще трех как минимум прочих смертных, чтобы… Ну о том, куда ты их должен будешь доставить, тебе знать не положено. Но это будут, возможно, очень большие существа.

– Не знаю, что и ответить, господин рыцарь, – капитан вполне по-свойски, едва ли не с оскорбительным намеком, с точки зрения Сухрома, почесал затылок, – но, когда они появятся, мы решим эту задачку.

И все, на том разговоры о «вместности» их помещения были закончены. Пришлось смириться, хотя находиться так близко и тесно со своим слугой, пусть это и Датыр, которого Сухром знал столько же, сколько помнил себя, было непросто. Иногда они сталкивались, и тут уж было не до выговоров о том, как полагается вести себя слуге со своим господином, потому что старому оруженосцу действительно некуда было деваться.

Как бы там ни было, но они прижились вдвоем в похожей на шкафчик каютке, хотя иногда, вставая по нужде среди ночи со своей не слишком широкой кровати, Сухром вынужден был наступать на спящего на полу на стеганой кошме Датыра.

Но если с бытовыми удобствами было сложно, то смотреть на землю, проплывающую снизу, оказалось и приятно, и даже полезно, как заметил Сухром через пару дней. Обычно он располагался на палубе перед возвышением в две ступени, на котором безраздельно господствовал тот, кто в этот момент управлял кораблем. Иногда рыцарь просто стоял, придерживаясь за многочисленные ванты, уходящие к баллону над ними, а иногда и садился, подстелив кошму Датыра. И смотрел вниз, причем ограждение палубы было настолько низким, к тому же сделанным из реденьких и даже хлипких на вид стоечек, что видно было все, что рыцарю хотелось рассмотреть.