Наша служба... - Евгений Товстонос

– Да вы не волнуйтесь. Это Квиз слушает свою любимую Musicus Metallius.

Гаишники с недоумением уставились на Эльвала, и лишь теперь Прокофьев начал в грохоте различать гитарные рифы, ритм ударных и ещё какие-то звуки, отдалённо похожие на голос.

К тяжёлой музыке Антон относился вполне нормально, исходя из логики: «Раз она кому-то нравится, значит, есть в ней что-то хорошее». Да и привыкнуть к этому грохоту он успел за время учёбы. Сосед Прокофьева по комнате был заядлым металлистом. Благодаря ему сержант более-менее разбирался в направлениях. Антон заметил одну закономерность: жёсткость мелодии можно было легко определить по названию стиля. Сначала был Рок, то есть камень. Потом Металл. Металл может разбить камень – значит, он жёстче. В конце двадцать первого века появился стиль Титан. В двадцать втором – Алмаз. Лет десять назад возникло направление Аргаш, названное так благодаря редкому минералу, которым можно было без труда разрезать алмаз на мелкие кусочки.

Так вот, музыку Квиз слушал настолько тяжёлую, что Аргаш был по сравнению с ней самой попсовой попсой, которую только можно представить.

Семёныч нахмурился.

– А в наушниках он слушать не может?

– А он и слушает в наушниках. Своих любимых. Тридцативаттных.

Судя по грохоту, который доносился до гаишников, у нормального человека от такого звука барабанные перепонки ушли бы внутрь черепа и слиплись где-то по центру.

– Если вам мешает, я могу попросить его убавить громкость, – предложил Эльвал.

Ответ Эльвал не услышал, а увидел на лицах гаишников. Он кивнул и вышел с поста. Через минуту музыка стихла, и он вернулся.

– И часто он так музыку слушает?

– Да постоянно!

– И как же вы такой грохот переносите?

Эльвал постучал пальцем по уху.

– Звуковые фильтры. Их Стегус изобрёл. Пропускают любой звук, громкость которого не превышает заданных норм. Очень полезная штука.

Семёныч кивнул и приступил к делу.

– Насколько я понимаю, – начал старшина, – ваша задача – выяснить, что здесь происходит? Сколько на это уйдёт времени?

– Ну, с анализом, думаю, к вечеру справимся, – ответил Эльвал. Семёныч с Прокофьевым облегчённо вздохнули. – Однако мы не станем останавливаться на полпути и останемся здесь до тех пор, пока угроза не будет ликвидирована.

Семёныч нахмурился. Прокофьев понимал, что старшину устроило бы лишь заявление: «Мы уже улетаем». Желательно, переданное по рации с отдаляющегося от станции корабля.

– Не могли бы вы для начала рассказать нам о своих достижениях? Делах? Победах? – спросил Семёныч, пытаясь определить, насколько крупные проблемы могут возникнуть с охотниками.

– Конечно же!

Эльвал уселся поудобнее и переплёл пальцы на животе. Самодовольная улыбка обещала длительное повествование о подвигах галактических охотников за привидениями.

– Например, сюда мы прилетели с болот Санктурии, где сражались с вампирами!

– С вампирами? – недоверчиво переспросил Прокофьев.

– Vampirikus Krovososus. Именно так принято называть ночных существ, пьющих кровь для продления своей жизни.

Семёныч к заявлению охотников отнёсся демонстративно скептически.

– Ну-ну. И как? Успешно?

– Конечно! – Эльвал поглядел на Семёныча. – Я гляжу, вы не верите.

Семёныч пожал плечами.

– Не слишком.

– Ну, это легко доказать. Один сумел подобраться ко мне и укусить. – Эльвал закатал рукав и показал Семёнычу предплечье. На нём красовались следы комариных укусов.

Семёныч хмыкнул:

– Забираю свои слова обратно! Вы действительно сражались с кровососами! Вау! И чем же вы их победили? Святым словом и крестом?

– Пробовали. Но намного эффективнее оказались матерное слово и огнемёт.

– А ещё мы недавно поймали Горгону Медузу, – похвастался Стегус. – На земной колонии Каракатии!

– Да ну!

– Точно, – кивнул Эльвал. – Мы наткнулись на здание, заполненное окаменевшими людьми! А потом появилась Горгона. Но мы тщательно подготовились, и её окаменяющий взгляд на нас не подействовал!

– Погодите-ка… – Семёныч прищурился и опёрся лбом на кулак, пытаясь что-то вспомнить. – Вы сказали Каракатия?

– Именно.

Семёныч покопался в куче бумаг на столе и извлёк газету недельной давности. «Вестник Каракатии» – прочитал Прокофьев заглавие. Семёныч перевернул несколько листов, потом хлопнул ладонью по странице и начал читать: «Прошлой ночью произошло циничное нападение на музей античной истории. Странно то, что трое злоумышленников не взяли ничего ценного, а лишь схватили уборщицу бабу Нюру. Завязав ей глаза, неизвестные переправили несчастную к полицейскому участку и оставили там. К счастью, баба Нюра не пострадала и уже вернулась к своей работе. Мотивы происшедшего до сих пор не ясны. Ведётся следствие».

– Они её отпустили? – заорал Стегус. – Идиоты! Чем они думали!

– Успокойся, – сказал рептилии Эльвал. – На обратном пути залетим, разберёмся.

Он снова повернулся к гаишникам, которые с трудом сдерживали смех.

– Ну, это вы, конечно, страшных чудовищ поймали! Спору нет! – с демонстративно наигранным восторгом заявил Семёныч. – А какое из чудовищ, обезвреженных вами, было самым опасным?

Эльвал на секунду задумался. Потом сказал:

– Наверное, это был монохамский Demonus Uzhasnus… Да. Он был самым опасным. Эта адская тварь несколько десятков лет терроризировала жителей одного посёлка. Демон насылал на людей порчу, которая вызывала выпадение волос, появление язв на коже и скорую смерть.

Семёныч нахмурился:

– Да что вы говорите? И как же выглядел ваш демон?

Эльвал начал подробно описывать чудовище. Насколько понял Прокофьев, оно было около метра в высоту, всё металлическое, с какими-то щупальцами.

Семёныч откинулся в кресле.

– Скажите, а вы слышали о лучевой болезни? Видите ли, вы описали её симптомы, а внешность демона очень даже соответствует описанию устаревшего ядерного реактора.

Лысый улыбнулся.

– Вы называете лишь следствия. Да, демон вселился в реактор и вредил людям жёстким излучением. Но это был демон.

Прокофьев поглядел на старшину и увидел выражение лица, на котором явственно читалось: «С дураками не спорят».

– Ладно, – сказал Семёныч. – Давайте сначала. С чего вы вообще взяли, что корабль-призрак существует?

– Мы получили две официальные жалобы о его нападении, – ответил Эльвал.

Прокофьев повернулся к Семёнычу:

– А почему нам об этом никто не сообщил?