Убийца, мой приятель - Артур Конан Дойл

– Видите того маленького крепыша с деревянной ногой? Это наш капитан, заведующий прииском, – пояснил Дамбрелл, соскочив с верха дилижанса.

Капитан и ещё какие-то люди вышли из толпы, чтобы поздороваться с нами. Последовали долгие рукопожатия, поздравления и восторженные комментарии по поводу небольшого слитка, который заведующий прииском извлёк из кармана своего жилета.

– Капитан Уильямс, позвольте представить вам капитана Таббза, нашего нового интенданта.

Капитан снял шляпу и шаркнул деревянной ногой.

– Честь имею. Очень приятно, капитан Таббз.

Бедняга-отец служил отечеству тридцать пять лет и даже теперь носил титул капитана не по законному праву, а по обычаю, то есть никак не мог заседать в палате лордов, я же, безбородый юнец, получил титул учтивости одним разом.

Когда мы беседовали у двери, к нам подошёл высокий мужчина с желтоватым лицом и тёмными глазами, которые смотрели на нас серьёзно и закрывались через определённые промежутки времени, а потом внезапно широко раскрывались. Дамбрелл с живостью схватил его за руку:

– Познакомьтесь, Таббз, это Эрлангер, человек, который в уэльских кварцевых породах открыл золотоносные залежи. Изобретатель замечательной машины, названной его именем. Помогает нам приращивать капиталы.

– Ну, положим, мне дела нет, помогаю я вам в том или нет, – со смехом заметил американец. – Главное, что я сам могу заработать приличные деньги. Завтра увидите, как работают мои машины. Чем больше добывается золота, тем больше достаётся мне. Ну что же, вспрыснем это дело, так, кажется, у вас говорится?

Эрлангер остался с нами обедать. Он оказался очень славным, компанейским малым. Когда мы сидели за десертом в эркере гостиницы, на улице послышались дикие крики, и вскоре мы увидели жестикулирующих валлийцев. Из гущи толпы вырвался рыжеволосый детина. Он вбежал на залитую светом площадку и, размахивая молотком, точно саблей, закричал:

– Эрлангер! Ты, вор, грязная свинья, выходи, дерись со мной, чёртов американский петух!

Тут валлиец пришёл ещё в большее возбуждение – замахал руками, точно крыльями, и закукарекал под аккомпанемент пронзительного уэльского хохота.

Американец осклабился и повернулся к нам:

– Сегодня вечером Джимми что-то совсем спятил.

– Эрлангер, зачем вы держите на работе этого пьяницу, наглеца и пройдоху?

– Никто лучше его не разбирается в моих машинах. Вы убедитесь в этом сами, если его уволить. Больше пол-унции с тонны вы не добудете.

– Мы всё же рискнём, – заметил Дамбрелл. – Мне кажется, наш заведующий разбирается в них не хуже, чем этот пропойца. Кто он, наш штейгер[30], ирландец?

– Убей бог, не знаю. Я сманил его сюда из Неаполя, когда путешествовал по Европе. Вероятно, в нём смешана кровь ирландца и мальтийки. А ещё в нём есть что-то негритянское. Ну как, капитан Уильямс, полагаю, вы не очень расстроитесь, если распрощаетесь с нами? Верно, чувствуете себя точно капитан барки, которую ведёт лоцман. Не очень покомандуешь на шканцах, когда на борту опытный лоцман?

– Это верно, – ответил капитан Уильямс. – Надеюсь всё же, наше судно доберётся до гавани благополучно. Я, со своей стороны, буду стараться.

После того как со стола убрали посуду, мы провели заседание правления. Я сел рядом с секретарём и положил перед собой недавно купленную бухгалтерскую книгу. Дамбрелл открыл заседание. Предстояло рассмотреть месячные счета.

Они оказались в полной исправности. Долкаррегской компании по добыче золота, серебра, меди и олова было два месяца от роду. За это время деятельность сводилась главным образом к проверке качества горной породы и измерению глубины пласта. Уже начинали горизонтальную выработку и даже при измельчении получили неплохую добычу золота. При одном работавшем «эрлангере» из сотни тонн кварца удалось извлечь пятьдесят унций золота. За последнюю неделю, когда запустили ещё одну машину, выработка увеличилась, а в день нашего приезда из трёх тонн руды получили девять с половиной унций. Слиток, недавно извлечённый из плавильного тигля, являл собой весомое доказательство, которое могло убедить даже закоренелого скептика. В конце заседания перешли на шёпот, предварительно заперев дверь.

Результаты столь обнадёживали, что мы невольно обменялись изумлёнными взглядами. Похоже, дело сулило баснословные прибыли.

Предстояло обсудить лишь вопрос о заводе: нужны были дополнительные штампы и «эрлангеры». Недавно ввели в действие шесть новых машин, итого – восемь; по договору с Эрлангером он получал по сто фунтов за каждую, оговорив особое условие – двадцать четвёртую долю всего добываемого под его руководством золота.

– С этими отчислениями сам чёрт ногу сломит, – сказал Дамбрелл. – Отчисление в королевскую казну, есть ещё доля сэра Уигкина, а теперь, когда дело пошло в гору, надо постараться выкупить эти машины у Эрлангера. Что он на это скажет? Позовите его сюда.

Эрлангер вошёл – и ему предложили продать машины.

– Ну что ж, джентльмены, у нас хороший деловой союз, но я не хочу заключать сделку себе в убыток. По моим расчётам, один «эрлангер» обрабатывает в день тонну породы. Вы, вероятно, получаете унции три с тонны, а в скором времени будете добывать четыре-пять унций. Ладно, пусть будет три унции. С каждой машины мне причитается в день около десяти шиллингов. Восемь машин – итого четыре фунта в день. Нет, на такую сделку я вряд ли пойду. Мне нравятся ваши горы, я очень ценю ваше гостеприимство. Думаю, поживу ещё с вами немного, а вы обеспечивайте мою долю.

Эти слова весьма озадачили нас. За одно лишь использование машин приходилось вычитать из наших прибылей тысячу двести фунтов в год – чересчур высокая плата за изобретение.

– Позвольте переговорить с вами наедине, Эрлангер, – сказал Дамбрелл. – Быть может, мы придём к соглашению.

И они вышли во двор посоветоваться. Вскоре Дамбрелл вернулся. Лицо у него сияло.

– Он согласен на три тысячи пятьсот фунтов и выдаст нам лицензию на эксплуатацию шестнадцати «эрлангеров».

Члены заседания застучали пальцами по столу в знак одобрения. Единогласно одобрили протокол заседания, на этом с делами было покончено, и я отправился на боковую.

Безмятежная ночь в горах, тихие яркие звёзды, смутные очертания холмов, умиротворяющие душу, точно музыка издалека – плеск и журчание реки. И вдруг невообразимый грохот – заиграл горняцкий оркестр, безобразно вторгаясь в ночную тишину. Вскоре дюжина пьяных уэльсцев затеяла потасовку, шумную и бестолковую. Но эти звуки наконец тонут в плеске волн, и вновь слышна безмолвная музыка гор.

III

Как унылы и серы укрывшиеся от холода города, ютящиеся в валлийских долинах! Видно, что эти дома принадлежат побеждённому народу, от которого отвернулась удача. Рано утром, когда я стоял в дверях гостиницы и повсюду – куда ни глянь – виднелись невзрачные каменные строения, мной овладело уныние, гнетущее ощущение куцей, бесцельной жизни. Лишь выйдя за пределы города на мост, перекинувшийся через реку, я почувствовал некоторое облегчение. Наблюдая, как течёт вода, я заметил внизу широкий луг, который простирался на четверть мили. С северной стороны тянулась гряда холмов, поросших ясенем, орешником, дубом, тут и там виднелись первобытные скалы. Среди деревьев проглядывали дома из тёсаного камня, принадлежащие богатому люду, а неподалёку росли низкорослые каштаны, ветвистые буки, тут и там перемежавшиеся тёмными соснами. Над ними вставали крутые, в изломах, скалы, поросшие вереском склоны, а над ними хмуро высился Хенфинидд.