В дебрях Африки - Генри Мортон Стенли

После полудня мы шли вдоль озера до тех пор, пока остров Касенья не оказался от нас по компасу на 127°, или в расстоянии полутора километров, между тем как наш обсервационный пункт на вершине плато был на 289°.

Мы сделали ограду из кустарников и засветло стали лагерем. Весь вечер мы обсуждали свое положение, получившее совершенно особую окраску из-за решительного отказа Катонзы и его людей входить с нами в дружелюбные сношения.

Утром 15 декабря я послал лейтенанта Стэрса и 40 человек к обитателям острова Касенья, отстоящего примерно на 800 м от берега. Так как озеро тут очень мелко, то челнок с двумя рыбаками, которых Стэрс окликнул, прося подплыть ближе, не мог причалить; тина тут была чрезвычайно глубокая, невылазная, и никто не решался вступить в нее. У самой воды на побережье растет странное дерево амбач, окаймляющее озеро с южной стороны как бы узкою бахромой, которая издали кажется не то высоким частоколом, не то забором, на котором рыбаки развешивают свои сети.

Рыболовы указали дальше по берегу место, к которому можно пристать ближе, между тем как с того пункта, где они теперь находились, едва можно было различить звук голосов. Все утро мы дожидались Стэрса, который завяз в тине и болотах. После полудня я послал Джефсона с сорока человеками дальше к пристани, указанной туземцами; это оказался небольшой пригорок, увенчанный деревьями, а у подошвы его вода действительно была достаточно глубока для причаливания.

На вечернем совещании мы порешили избрать единственный разумный план, а именно: вернуться к Ибуири, отстоявшему отсюда на 18 дней пути, там построить прочное укрепление и выслать сильный отряд в Ипото за вельботом, вьюками и слабосильной командой, которых надо доставить в укрепление. Затем оставить при них трех или четырех офицеров и пятьдесят ружей и поспешить в ставку Угарруэ, оттуда выслать в Ибуири другую партию выздоравливающих и продолжать путь навстречу майору с арьергардной колонной, чтобы предупредить их конечную гибель, помешать им запутаться в дебрях, из которых мы сами едва спаслись. Соединившись с ними, всем вместе идти назад в свое укрепление, а потом сюда, и отсюда, с помощью вельбота, закончить свою экспедицию как следует, не тревожась больше участью арьергарда, которая все время нас мучила и отвлекала наши мысли и силы.

На другой день, 16 декабря, сильная буря с дождем задержала нас в лагере до 9 часов утра. Жесткая почва низкой равнины медленно впитывала влагу, и в первый час по выступлении мы шли по воде, местами по колено. Потом пошла волнистая местность, поросшая травою не более трех дюймов высоты и раскидистыми группами кустов и низких деревьев, наподобие искусственно разведенного парка. Дойдя до тропинки, соединявшей пристань острова Касеньи с горным ущельем, из которого мы пришли, мы пересекли ее и направились параллельно берегу озера, но поодаль от него, примерно на два километра. Тут гуляли целые стада дичи, и так как наши люди начали уже страдать от бескормицы, мы решили постараться доставить им мясное блюдо. После нескольких неудачных попыток мне посчастливилось застрелить самца куду, а Саат-Тато убил оленя. В четырех километрах дальше пристани Касенья отряд остановился.

Заночевав тут, мы намеревались обмануть жителей селения Катонзы, которые, наверное, стали бы наблюдать, куда пошел наш отряд, и, зная, что сами они обошлись с нами очень неласково, естественно, ожидали бы с нашей стороны отместки. Ночью мы намерены были вернуться опять к подножию горного ущелья и до рассвета начать подъем на крутизну, чтобы взобраться на вершину, прежде чем туземцы верхнего плоскогорья проснутся и выйдут из своих жилищ. Мы всячески должны были избегать стычек с этим народом при подъеме на такие каменистые кручи, имея притом на плечах такие тяжелые ноши.

Часа в три пополудни, когда мы занимались дележом дичи и раздачей ее нашим проголодавшимся людям, послышался воинственный вой туземцев, и с полдюжины стрел упало в середину нашего лагеря. То был отличный образец слепого тупоумия или полного безголовья этих дикарей: десяток людей вздумал нападать среди белого дня на 170 человек, хорошо вооруженных и вполне подготовленных к самозащите. Само собою разумеется, что, испустив свои вопли и стрелы, они тотчас повернулись и пустились бежать во всю прыть.

Бродя по берегу озера за дичью довольно далеко от лагеря, я видел громадные кучи костей битой дичи: тут были свалены вместе скелеты многих различных пород животных, от слонов и гиппопотамов до мелких лесных козлов. Очень вероятно, что туземцы всего округа делали на них облаву и, согнав зверей в одно место с помощью огня, стреляли их кучами на пространстве каких-нибудь 300 м в поперечнике.

Саат-Тато поранил буйвола и хотел было преследовать его, но благоразумно удалился, увидев, что матерый лев взял это дело на себя.

По мере удаления к северо-востоку берега озера становятся удивительно живописны. Я заметил больше двадцати мест, как нельзя лучше приспособленных к устройству поселения; это все ближайшие к озеру мягкие склоны, покрытые мелким белым песком, часть которого беспрерывно омывается набегающими волнами. Сзади по ярко-зеленым травянистым покатостям разбросаны свежие группы деревьев, всюду пасутся стада разнообразнейших пород дичи, а во все стороны расстилаются изумительно величественные и красивые виды.

В 5 часов 30 минут вечера мы встали, собрались, молча выстроились и бесшумно направились к подножию плоскогорья. С нами было трое больных, двое еще не успевших оправиться после нашей бедственной жизни в лесу, а третий простудился во время вчерашней бури с дождем, и у него была сильная лихорадка.

В 9 часов вечера мы наткнулись на селение. Мы шли еще час, пристально вглядываясь в черную массу горы, высившейся над нами на фоне звездного неба. Но усталость взяла свое, даже пылкий наш авангард остановился; мы где стояли, там и повалились на траву, и уснули, как убитые, позабыв все свои заботы.

На рассвете мы встали, насквозь промокшие от росы и далеко не успев отдохнуть как следует. Взглянув на громадную стену, которую предстояло нам теперь одолевать, мы увидели, что до нее осталось еще километра три ходьбы. Она возвышалась четырьмя гигантскими уступами, каждый по 200 м высоты. Мы прибавили ходу и вскоре дошли до начала подъема. Анероид показывал, что мы находимся на 50 м выше уровня озера, которое было на 800 м ниже вершины того отрога или перемычки между северным и южным кряжами, восточные обрывы которых угрюмо стояли перед нами.

Покуда носильщики завтракали остатками вчерашней мясной порции, тридцать отборных стрелков пошли вперед, чтобы скорее занять вершину крутого подъема и оттуда защищать караван, который с тяжелым грузом будет взбираться по камням.

После получасового отдыха мы усердно промолвили: «Бис-миллях!» – и начали подыматься по скалистым выступам, еще скользким от недавнего дождя. Утомительный ночной переход, холодная роса, мелкий дождь и свежая температура раннего утра плохо подготовили нас к восхождению на высоту 800 м. В довершение неудобства восходящее солнце палило нам спины, а камни, накаляясь, обдавали жаром лица. Один из больных в бреду ушел куда-то в сторону, другой в припадке желтой лихорадки лег и не захотел идти дальше. Пройдя половину горы, мы увидели внизу двенадцать туземцев из Катонзы, бежавших по нашим следам с очевидной целью догонять отсталых. По всей вероятности, они наткнулись на наших несчастных больных, и легкость, с которой им довелось пронзить своими копьями безоружных и без того сраженных болезнью людей, придала им охоту искать новые жертвы. Но лейтенант Стэрс, которому поручено было вести арьергард, конечно, мог проучить их не на шутку, лишь бы они попались ему на глаза.