Двое в пути. Записки Белого Лиса - Елена Райдос

Самое интересное, что мне почему-то захотелось сотворить что-нибудь живое. И я, разумеется, не стал противиться своей природе. В итоге, Никина коллекция пополнилась ещё тремя цветочными горшками: с белой розой, с красной розой и с фиалками. Моя малышка была просто вне себя от восторга, тем более, что первая зимняя роза так больше и не зацвела, когда единственный цветок увял, что-то я там всё-таки напортачил. В качестве апофеоза моей магической практики я материализовал маленькую рыбку, скорее даже, малька. Рыбка была самой обычной краснопёркой, но мы с Никой носились с этой хладнокровной живность как с уникальным реликтом, посадили в банку, кормили хлебными крошками, выгуливали на свежем воздухе, как собачку, даже имя ей дали – Маруся.

В конце концов Ворон уговорил нас отпустить питомца на волю, видимо, предчувствовал, что долго рыбка не проживёт, всё-таки я не специалист по магической живности. Мы торжественно выпустили нашу Марусю в озеро и долго стояли на берегу, прощаясь. Не знаю, как долго рыбка протянет в ледяной воде, но уплыла она довольно резво. Ника даже тайком всплакнула о нелёгкой судьбе водоплавающих в целом и Маруси – в частности.

Постепенно моя жизнь перестала быть столь хаотичной и начала входить в некую более или менее устоявшуюся колею. Не сказать, чтобы в ней произошли какие-то фатальные перемены, но определённые изменения всё-таки имели место. Во-первых, я пристрастился к ледяным ваннам, теперь каждое моё утро начиналось с короткого заплыва в озере. А ещё я начал ощущать нехватку физической нагрузки. Попробовал бегать, но это занятие мне очень быстро прискучило. Тогда я вернулся к занятиям дзюдо, и это оказалось именно то, что мне было нужно.

Ни с того, ни с сего я вдруг полюбил рубить дрова. Раньше это была для меня нудная и выматывающая обязанность, а теперь я смаковал каждый удар топора. Всё в этом процессе доставляло мне эстетическое удовольствие: и то, как лезвие мягко входит в податливую древесину, как раскрывается рисунок дерева на сколе, и ещё этот терпкий и острый запах выдержанного древесного сока. А вот рыбалка на удивление стала мне неприятна. Ну не мог я смотреть, как дёргается на крючке живая рыбка, хотя уху ел за милую душу без всяких слюнявых фрустраций. При этом охота не доставляла мне никаких душевных терзаний, возможно, потому, что я не видел, как умирали несчастные зайцы в наших силках. Наверное, подобное лицемерие меня не особо красит, но в мою задачу и не входило стать ангелом, я должен был просто узнать себя поближе. Таким, как есть, каким сотворил меня Создатель. Если что не так, все претензии к нему.

В общем, как и предсказывал Ворон, я узнал о себе много нового и интересного. И знаете, что самое удивительное? Тот человек, которого я в себе обнаружил, мне понравился. Наверное, по-другому и быть не могло, не станет же Создатель закладывать в своё творение презрение к самому себе. Напротив, с точки зрения самого́ творения, оно просто обязано быть идеальным в своей уникальности. Нет, я вовсе не погрузился в голимый нарциссизм, если вы так подумали, я всего лишь осознал, что я именно таков, каким должен быть. Даже то, что люди обычно называют недостатками – это просто присущие мне черты, без них творение Создателя было бы не столь идеальным.

В общем, пребывание в согласии с собой принесло щедрые плоды, мир наконец стал для меня домом, а не временным общежитием, где постоянно приходится мириться с дискомфортом навязанных правил. Теперь я сам устанавливал правила. Всё время, пока я развлекался практикой самопознания, Ворон старался держаться от меня подальше, видимо, не хотел вмешиваться в процесс. Мы даже толком не беседовали в эти дни, так, перекидывались парой фраз. Странным было и то, что поначалу я этого даже не заметил, настолько был погружён в себя. Только спустя две недели я начал ощущать голод общения, и мой наблюдательный гуру тут же поспешил его удовлетворить.

– Вижу, тебе понравилось,– заметил Ворон, когда мы расположились после ужина около печки. – Можешь заканчивать с практикой.

– Это всё? – от неожиданности я даже вздрогнул.

– Всё, что нужно, ты уже понял,– усмехнулся Ворон,– хватит халявить. Пора завязывать с этой вольницей.

– Соскучился по командирскому голосу? – я ехидно подмигнул Нике. – А я уж было решил, что мой строгий гуру принял мой выпускной экзамен.

– Экзамен у тебя ещё впереди,– улыбка стекла с лица Ворона.

Я, конечно, понял, что это он намекал на тот кармический урок, что мне предстоит пройти в недалёком будущем. Если честно, мысли об этом испытании частенько не давали мне спать спокойно. В прошлый раз всё закончилось смертью для нас с Никой, и у меня не было никаких оснований считать, что в этот раз я справлюсь лучше. Поэтому предчувствие неизбежной скорой гибели отнюдь не поднимало мне настроение. Но только до поры, пока я не научился жить настоящим моментом.

Людям свойственно избегать осознания собственной смертности. Они предпочитают либо воображать себя бессмертными, либо вытеснять мысли о смерти из своей повседневной реальности, как будто её и нет вовсе. Тут я ничем не выделялся из общей массы, бесстрастность Ворона в этом вопросе была мне не близка. Но практика жизни в здесь и сейчас изменила всё. Я перестал относиться к смерти как к трагедии, она превратилась для меня в занимательный и важный опыт, в очередной экзамен, который нужно сдать, чтобы перейти на следующий уровень Игры. И к этому экзамену нужно было готовиться, как к любому другому. Поэтому слова Ворона на этот раз не вызвали трепета в моей душе.

– Ладно, командуй,– весело предложил я,– я не против ещё немного посидеть за партой.

– Есть вопросы? – Ворон сразу оживился. – Что ты теперь думаешь о человечестве?

– Думаю, что люди – не такие уж дебилы и мерзавцы,– я вынужден был согласиться с позицией учителя, поскольку на собственной шкуре испытал, что значит быть собой. – Если бы они жили по совести, то получали бы удовольствие не от барахла и унижения своих близких, а от совершенно других вещей, например, от творчества. Но мы отчего-то не желаем быть счастливыми.

– Видишь ли, человечество, как, впрочем, и любое другое сообщество, делится на ведущих и ведомых примерно в пропорции двадцать на восемьдесят,– Ворон задумчиво посмотрел в огонь и невесело улыбнулся. – Ведущие тоже неоднородны. Примерно половина из них – это эгоисты, а другая половина – альтруисты. Деление, конечно, грубое и условное, его следует воспринимать только как модель. Альтруистов не нужно стимулировать на благородные поступки, им доставляет удовольствие помогать, оберегать, делиться, а эгоистам, соответственно, нравится доминировать, отнимать и унижать. И тут ничего не поделаешь, ведущие не поддаются влиянию.

– А как же ведомое большинство? – поинтересовался я.

– А большинство человечества как глина, из которой грамотный гончар может вылепить любой сосуд,– Ворон поднял на меня печальные глаза. – Если внушить людям, что они – герои, то они бесстрашно пойдут на баррикады и будут самоотверженно сражаться за чьи-то идеалы. А если в обществе доминирует индивидуалистическая идея, то люди будут идти по головам ради власти и богатства. Ведь если жизнь у тебя одна, и ты в ней самый главный, то это же так естественно стремиться урвать от жизни как можно больше удовольствия.