Последняя любовь Екатерины Великой - Наталья Павлищева

– Так быстро мне замена найдена…

Следом раздался почти довольный смех государыни:

– А ты мыслил, незаменимый? Как и ты меня заменил, да только я открыто, не таясь и по углам не тискаясь. Иди уж.

Но когда за Мамоновым закрылась дверь, Екатерина уже дала волю, правда, теперь уже не слезам, а злости. Она сумела сыграть почти беззаботную, милостивую императрицу, но только пока перед ней были изменщики, а теперь чувства должны были найти выход. Впервые за много лет в камин полетел большой канделябр. Захар в ужасе прислушался: упало что-то или показалось? Хорошо, что не слышали эти двое… Кивнув Перекусихиной на дверь в кабинет, он поспешил выпроводить парочку подальше. Мария Саввишна и сама приникла к двери, из-за которой больше не доносилось ни звука. Не вынеся неизвестности, она все же приоткрыла тяжелую высокую створку.

Екатерина стояла у окна, глядя на буйство зелени на аллее парка. Она не обратила внимания на Перекусихину, лицо застывшее, нехорошее, слез нет, но взгляд тяжелый. Такое с Екатериной бывало редко, Мария Саввишна и не помнила, когда в последний раз видела, кажется, еще при жизни покойного императора Петра, после того как он при всех унизил свою супругу.

– Звала, матушка, или послышалось?

Государыня повернулась к ней всем телом:

– Войди, Маша. Скажи, чтоб убрали, я чуть камин разбила.

«Ого, чуть!» – ужаснулась Перекусихина, увидев изрядно отколотый кусок. А сама императрица вдруг весело рассмеялась:

– Хорошо, что не в голову этого подлого обманщика! Был бы убит за свое предательство! – И вздохнула: – А пусть живут, Господь с ними.

Перекусихина вгляделась в лицо своей госпожи:

– Да полно страдать по нему, матушка. И слова доброго не стоит.

– Да нет, стоит, Маша, только не про меня оно, стара уж стала, чтоб ласки мальчишечьи задаром ждать. А купленные мне ни к чему…

Но слез, обычных в таком случае, уже не было. Перекусихиной очень хотелось спросить: зачем же тогда новых красавцев привечает, к чему ей братья Зубовы? Екатерина вдруг ответила на ее невысказанный вопрос:

– Отныне любовь платонической будет, чтоб не разочаровываться больше. И чтоб сразу знал, что за кем другим ухлестывать станет, сразу вон!

«Свежо предание…» – мысленно вздохнула камер-юнгфера. И снова государыня все поняла без слов, слишком много времени они прожили с Перекусихиной бок о бок, пусть и как хозяйка со служанкой, понимали друг дружку без слов.

– Думаешь, не получится? А мы попробуем.

– Да жаль тебя, матушка, слез больно много льешь по ним, недостойным.

– Лжешь, Маша, у меня недостойных не бывает, вон все красавцы какие. Даже фрейлины готовы юбки задирать, только чтоб отбить. Ладно, будет о них, и впрямь времени терять жалко.

Обручение состоялось на следующий день, приведя в полнейшее изумление весь двор.

Дарья не спала ночь, страшно переживая. Ей казалось, что все слишком уж легко, что в этой легкости и таится опасность, а какая – не понимала. Страшно пугала верная подруга, которая хоть и уговаривала, что все хорошо, но как-то так неуверенно, что невольно сомнения усиливала. От переживаний и бессонной ночи под глазами легли синяки, руки дрожали, а мысли метались, точно мыши, застигнутые котом на кухне.

Не лучше чувствовал себя и Мамонов. Он совсем не думал о невесте, об обручении, все мысли жениха занимали братья Зубовы. Вот тебе раз! Он считал, что бросает государыню, а та уже сама приготовила его отставку! Чуть бы подождать, и было бы куда лучше, а все Дарья со своей настойчивостью! Эти перстни были бы его, да и еще много что. Конечно, подарено и так немало, но ценностей много никогда не бывает. Но больше думалось даже не о том, что потерял, а о том, как могло бы быть, не поторопись они.

В предыдущий вечер уже после повинной у государыни он нечаянно узнал, что Дарья его обманула с беременностью, ничего у нее нет. Стало совсем не по себе, попался, как телок! Лепет несчастной невесты о том, что невольно ошиблась, привел только в ярость:

– Со лжи начинать семейную жизнь не стоило бы!

И теперь, понимая, что глупо попался, Мамонов ругал себя на чем свет стоит. Получил бы почетную отставку с поездкой за границу, отправился один, а там, глядишь, и Щербатова отстала… Свою невесту в тот миг Александр уже почти ненавидел, какая тут счастливая жизнь?!

Объявляя Мамонова и Щербатову женихом и невестой, государыня выглядела почти счастливой, словно ей доставляло огромное удовольствие соединять любящие сердца. А вот жених с невестой наоборот. В тот же вечер в беседе за карточным столом Екатерина усмехнулась:

– Разрешила обручиться, довольны должны быть, а они ревут…

Венчание состоялось через неделю, 1 июля 1789 года в дворцовой церкви. Одевали невесту, как и было принято, в покоях государыни, а заканчивала туалет даже сама Екатерина вроде строгой матери, отправляющей свое дитя в новую жизнь.

Дарья, маявшаяся все эти дни и без конца ссорившаяся с Мамоновым, спала с лица, и спасали ее только семнадцать лет, когда выглядеть плохо просто невозможно. Увидев бледную и потерянную невесту, Екатерина не удержалась:

– Что-то ты дурна собой, голубушка, нынче! Тебе с чего кукситься? От счастья сиять должна, вон какого женишка отхватила! И цвет лица какой-то зеленый… А ну, дайте сюда пудры поболее! Да куаферу сказать, чтоб в прическу добавил.

Пудры добавили и на лицо, превратив его чуть не в маску, и в прическу, что сделало Щербатову старше лет на десять. Снова со вздохом оглядев подопечную, государыня вздохнула:

– Нет, ты решительно дурна сегодня! Румян!

И снова старались под пристальным взглядом императрицы фрейлины, щедро намазывая румянами щеки девушки. Вроде все для нее, а невеста становилась все уродливей. Неудивительно: на белом лице молоденькой Щербатовой красные пятна щек выглядели уж совсем по-купечески. Бедная Дарья понимала, что будет смотреться хуже некуда, но противиться не могла.

Критически поморщившись, Екатерина махнула рукой Перекусихиной:

– Смыть! И все снова. Я не могу позволить, чтобы моя фрейлина уродиной на собственной свадьбе смотрелась.

Смывали, снова белили и румянили, и так трижды, причем с каждым разом выходило все хуже. Наконец государыня разозлилась:

– Что ж у вас нынче руки из заду растут-то! Возитесь сами! Будет окончено, меня позовете, какой брильянтик добавлю!

Она гордо удалилась в сопровождении неизменной Перекусихиной, оставив девушек стараться самостоятельно. Все вздохнули с облегчением, без пристального взгляда императрицы дело пошло куда лучше, правда, прическа была изрядно подпорчена, но сначала требовалось привести в порядок измученное бесконечными смываниями и припудриваниями лицо невесты. В глазах Щербатовой стояли слезы.

И все же она не удержалась, чтобы мстительно не прошептать подруге: