Ермак. Покоритель Сибири - Руслан Григорьевич Скрынников

и позволили обложить себя данью». Годунов оценил старания Строгановых, после чего «Аниковичи еще больше возвысились и получили большие привилегии и власть над многими местностями, которые были присоединены к их земле». Приведенное известие заслуживает полного доверия. Через десять лет после опалы Строгановы получили от казны в придачу к старым камским владениям более полумиллиона десятин земли.

Однако утвердиться в Сибири Строгановым так и не удалось.

Множество песен и преданий сложил о Ермаке народ. Едва ли не самым удивительным было то, что память о нем хранили и русские люди, и местные сибирские племена. Собираясь на праздник, обитатели глухих деревень пели о Ермаке русские и татарские песни. Одни при этом плакали, другие смеялись. Так было три века спустя после гибели славного атамана.

Коренные жители Сибири явились первыми творцами легенды о Ермаке. Через неделю после гибели атамана, гласит предание, некий рыбак-татарин заметил в Иртыше мертвое тело. Вытянув его на берег, рыбак по доспеху увидел, что это не простой казак. Он поспешил в деревню и вернулся на берег с толпой.

Всё, что произошло с телом дальше, напоминало сказку. Отец Ремезова услышал и записал эту сказку при посещении калмыцких кочевий в середине XVII века.

«Татарин Яныш, Бегишев внук, вытаскивает из реки тело Ермака».

Миниатюра из Кунгурской летописи С. У. Ремезова.

В калмыцких степях акыны пели о том, как утоп Ермак, как был «обретен и стрелян и кровь течаше» и сколько «от пансырей (его) и от платья чудес было», как похоронили его татары и «смертной завет положиша, что про него русакам не вещати».

Семен Ремезов знал от отца калмыцкие предания. В своей «Истории» он дополнил их множеством подробностей. Пробыв в воде две недели и еще шесть недель на суше, тело Ермака будто бы источало живую кровь и оставалось нетленным. Птицы кружились над ним, но не смели клевать.

Мурза Кайдаул Баисетов, опознав Ермака, велел положить тело на помост (лабаз) и стал созывать татар из всех поселений. Каждый вновь прибывший поражал мертвое тело стрелой.

Среди сибирских племен преобладал шаманизм. Своих жрецов-шаманов соплеменники погребали над землей на лабазе. Такой способ погребения считался почетным.

Ермака поначалу оставили лежать на лабазе. Но потом атаман будто бы стал являться в видениях «бусурманам», и те настояли на его погребении. Местом погребения было выбрано Баишево кладбище. То было место захоронения некоторых из мусульманских шейхов, павших в дни «священных» войн ислама на берегах Иртыша. Над шейхами высились небольшие погребальные сооружения – мавзолеи. Ермака закопали под кудрявой березой.

В память о доблестном враге татары будто бы устроили богатую тризну. Вскоре по степям разнеслись слухи о чудесах, творившихся на могиле героя. Семен Ремезов записал толки, подслушанные им в татарских улусах. «Бе же видитца бусурманоми до днесь, – писал историк, – во вселенские суботы столп до небеси, а по простым свеща велия». Огни на могиле видели, впрочем, одни мусульмане, тогда как православным ничего не открывалось.

Чем больше проходило времени, тем больше легенд слагали о Ермаке. Калмыцкий тайша Аблай поведал Ремезову-старшему, что в детстве его исцелила щепотка земли с могилы Ермака. С тех пор Аблай, отправляясь на войну, брал с собой землю со священной могилы и побеждал. Если же земли с ним не было, он терпел неудачу.

Мусульманское духовенство относилось с неодобрением к народным песням и преданиям, прославлявшим атамана. Но все попытки заглушить молву о Ермаке ни к чему не привели.

Кучум был последним, кто прибыл на берег Иртыша, чтобы посмотреть на своего грозного противника. Его сопровождали знатные мурзы.

Кучуму не удалось вернуться в Кашлык, где утвердился его соперник Сеид-хан. Даже когда тот попал в плен, это не принесло выгоды престарелому хану. Русские воеводы объявили, что царь возьмет на службу всех татар, которые того пожелают. Новым царским слугам назначали денежное и хлебное жалованье.

Призывы воевод возымели действие. Многим татарам надоело скакать по степи за Кучумом, и они потянулись в родные улусы под Кашлык. В числе других к русским отъехал мурза Кайдаул, которому по разделу достался доспех Ермака.

Сфера власти Кучума стремительно сужалась. Волости, располагавшиеся в Прииртышье к югу от Тобольска на расстоянии пятнадцати дней пути по реке, признали власть русского царя и стали платить воеводам ясак в половинном окладе. Другую половину ясака местные князьки и есаулы продолжали давать Кучуму, «блюдяся от него войны».

Теснимый со всех сторон, Кучум послал в Москву грамоту. Он настойчиво просил отпустить к нему пленного Маметкула. Одновременно хан просил царя Федора пожаловать его сибирским юртом «под царскою высокою рукою». В Москве не придали значения миролюбивым заявлениям Кучума. Там не забыли, как хан, будучи царским вассалом, велел однажды убить русского посла и вероломно напал на Пермский край. Маметкул справедливо считался лучшим военачальником Сибирского ханства. Не потому ли Кучум старался вызволить его, что замышлял новую войну?

Выстроив сеть укреплений на Оби и Нижнем Иртыше, русские двинулись в южные пределы Сибирского царства. Воевода князь Андрей Елецкий получил приказ пройти по Иртышу до устья реки Тары и выстроить там крепость. Царская рать насчитывала более полутора тысяч ратных людей. Среди них было 550 сибирских татар и 400 башкир и татар из Уфы, Казани и Свияжска.

Елецкий не скупился на мирные жесты по отношению к Кучуму. Он должен был усыпить бдительность хана, «приказывать гладко и его оплашивать, покаместь город укрепится».

Мирные заверения сторон были не более чем хитростью. Андрей Елецкий имел тайный наказ разгромить Кучума, если представится возможным захватить его врасплох. В свою очередь, Кучум искал повсюду союзников для войны с «белым царем». Он не раз обращался к правителю Бухары Абдуллах-хану с просьбой о помощи. Но бухарский правитель был занят борьбой за Хорезм и не мог прислать ему подкрепления.

Кучум заключил договор с нарымским князем Воней, стоявшим во главе Пегой орды. Воня копил силы для нападения на Сургут, и Кучум прикочевал поближе к его владениям, чтобы сообща напасть на русских. Но их воинственным планам не суждено было осуществиться.

Кучум мог рассчитывать на поддержку ногайских мурз, пока между ними не возник спор из-за земель. Одним из самых больших улусов на Иртыше владел ногаец Авлия Мурзин. Кучум послал сына-царевича Алея, и тот «отвел» людей от мурзы. Тогда Авлия пожаловался правителю Бухары. Абдуллах-хан потребовал, чтобы Кучум немедленно вернул улус ногайскому мурзе и учинил его «меньшим братом» для совместной войны с русскими.

В Москве оценили весть о раздоре Кучума с ногайцами. Царь