Вдали от обезумевшей толпы - Томас Гарди

Она тут же прервала его:

- Нет, лучше не надо. На два и четыре это еще ничего, но первый и третий - ужас как страшно.

- Хорошо, избавлю вас от первых и третьих. Затем идет упражнение на режущие и колющие - выпады и защиту вместе. - Трой тут же проделал все это. - Затем на преследование противника. - Он показал и это. - Это все обычные приемы. У пехоты есть еще два совершенно дьявольских выпада снизу вверх. Но мы из гуманности не прибегаем к ним. Вот они - три, четыре...

- Как это бесчеловечно! Такая кровожадность!

- Да, это удары насмерть. Ну, а сейчас я покажу вам нечто более интересное - это будут свободные упражнения, все выпады и режущие и колющие пехоты и кавалерии, все вместе вперемешку, и с такой молниеносной быстротой, что тут уже не думаешь о правилах, а только управляешь инстинктом, вернее, помогаешь ему. Вы мой противник, и единственная разница по сравнению с настоящей войной в том, что мой удар всякий раз будет миновать вас на волосок, на два. Но только чур не дергаться, не увертываться ни в коем случае.

- Не буду, не беспокойтесь, - не дрогнув, отвечала она.

Он показал ей место примерно в ярде от себя. Батшеба с ее смелой натурой уже начала входить во вкус этой игры, с удовольствием предвкушая новые, неизведанные ощущения.

Она стала туда, куда ей указал Трой, лицом к нему.

- Сейчас, чтобы проверить, хватит ли у вас смелости выдержать то, что я собираюсь проделать, я подвергну вас предварительному испытанию.

Он взмахнул саблей, и она только успела увидеть, как острие клинка, сверкнув, метнулось к ее левому боку, чуть повыше бедра, затем в ту же секунду выскочило справа, как будто меж ее ребер, по-видимому, пронзив ее насквозь. В третий раз она увидела эту же саблю не окровавленную, чистую, в руке Троя, он держал ее острием вверх (в позиции "оружие подвысь"). Все это произошло молниеносно.

- Ах! - вскрикнула она в ужасе, схватившись за бок. - Вы меня пронзили? Нет, не пронзили. Что же вы такое сделали?

- Я не коснулся вас, - невозмутимо ответил Трой. - Это просто такой прием. Сабля прошла за вашей спиной. Но вы не боитесь, нет? Потому что, если вы боитесь, я не могу этого делать. Даю вам слово, что я не только не нанесу вам ни малейшей царапины, но даже ни разу не задену вас.

- Мне кажется, я не боюсь. Вы уверены, что не заденете меня?

- Абсолютно уверен.

- А сабля у вас очень острая?

- Да нет, только стойте неподвижно, как статуя. Начинаю.

И в тот же миг на глазах у Батшебы все кругом преобразилось. Слепящие блики от низких закатных лучей замелькали кругом, наверху, впереди, скрыли из глаз небо, землю - и не осталось ничего, кроме этих чудесных, огненных спиралей сверкающего клинка Троя, который как будто был сразу везде и нигде. Эти огненные вспышки сопровождались каким-то гулом, похожим на свист, который тоже слышался сразу со всех сторон. Словом, Батшеба очутилась в сверкающем куполе света, наполненном свистом, словно вокруг нее сомкнулся свод небес, где кружился рой метеоров.

С тех пор как сабля с широким клинком стала у нас национальным оружием, никогда искусство владения ей не достигало такой виртуозности, как сегодня в руках Троя, и никогда еще ему не случалось быть в таком ударе, как в этот закатный час, среди папоротников, наедине с Батшебой.

Чтобы воздать должное изумительной точности его ударов, можно без преувеличения сказать, что, если бы клинок его сабли оставлял постоянный след всюду, где он рассекал воздух, пространство, оставшееся нетронутым, повторило бы в своих очертаниях точь-в-точь фигуру Батшебы.

За сверкающими снопами лучей этой aurora militaris Батшеба смутно различала алый рукав Троя на его вытянутой руке, от которой, словно от звенящей струны арфы, содрогался и стонал воздух, а дальше - самого Троя, почти все время лицом к ней; только изредка, при выпаде со спины, он становился к ней вполоборота, но все так же не сводил с нее глаз и, в напряженном усилии сжав губы, зорко соразмерял каждый взмах с очертаниями ее фигуры; но вот движения его стали замедляться, и она начала различать каждое в отдельности. Свист клинка прекратился, и все кончилось.

- У вас прядка волос выбилась, надо подобрать ее, - сказал он, прежде чем она успела опомниться. - Постойте-ка, я сделаю это за вас.

Серебряная дуга мелькнула справа от ее головы, и сабля опустилась, маленький локон упал на землю.

- Молодцом держитесь! - похвалил Трой. - Даже не пошевельнулись. Для женщины просто удивительно.

- Это потому, что я не успела испугаться. Но вы же испортили мне прическу!

- А ну, еще раз!

- Нет, нет, я боюсь, правда же, я вас боюсь! - воскликнула она.

- Я не коснусь вас, не задену даже ваших волос. Я только убью гусеницу, которая сидит на вас. Итак: смирно!

В самом деле, гусеница, по-видимому сползшая с папоротника, расположилась отдохнуть на лифе ее платья. Батшеба увидела сверкнувшее острие клинка, направленное на ее грудь - и уже вонзающееся в нее. Она закрыла глаза в полной уверенности, что это конец. Потом, чувствуя, что ничего не происходит, открыла их.

- Вот она, смотрите, - сказал сержант, протягивая к ней саблю острием вверх. На самом конце острия повисла гусеница.

- Но это прямо колдовство! - вскричала потрясенная Батшеба.

- Нет, просто ловкость. Клинок был направлен вам на грудь, туда, где сидела гусеница, но вместо того, чтобы пронзить вас, я отдернул его в какой-нибудь тысячной дюйма от вашего тела.

- Но как вы могли отсечь у меня прядь волос неотточенным лезвием?

- Неотточенным! Да эта сабля, как бритва. Смотрите!

Он провел лезвием по своей ладони, потом поднес его к ее глазам и показал тоненький срезок кожи, приставший к стали.

- Но ведь вы с самого начала сказали, что она тупая и не может меня поранить.

- Я сказал так, чтобы вы стояли смирно... чтобы я мог быть спокоен за вас. Я рисковал вас задеть, если вы дернетесь, вот я и решил схитрить, чтобы избежать этого риска.

Батшеба передернулась.

- Я была на волосок от смерти и даже не подозревала этого.

- Вернее, вы двести девяносто пять раз были на полдюйма от того, чтобы быть освежеванной заживо.

- Как это жестоко с вашей стороны!

- И тем не менее вы были в полной безопасности. Мой клинок никогда не ошибается.

И Трой вложил саблю в ножны.

Взволнованная всем, что она испытала, и сама не своя от нахлынувших на нее противоречивых чувств, Батшеба в изнеможении опустилась на мох.

- Теперь я должен проститься с вами, - тихо сказал Трой. - И я позволю себе взять вот это на память о вас.

Она увидела, как он нагнулся и подобрал в траве маленький локон, который он отсек от ее непокорных вьющихся волос; он обмотал его вокруг пальца, расстегнул на груди пуговицу мундира и бережно спрятал локон во внутренний карман.