Арена мрака - Марио Пьюзо

Тучный Вольф с трудом спустился в подвальную квартиру и утомленно вздохнул, радуясь, что наконец-то укрылся от палящего летнего солнца.

Он сегодня изрядно устал: после месячного отпуска у него накопилось много работы. Они с женой ездили в Баварию к ее сестре – это был их последний визит перед отъездом в Штаты. Он пошел прямо на кухню, где Урсула готовила ужин.

– У них родился мальчик, – сообщил он.

Урсула, обернувшись к нему, радостно воскликнула:

– Да это же здорово! Гелла как раз и хотела мальчика. Она уже выписалась из госпиталя?

Я хочу навестить ее.

– Она родила сразу же после нашего отъезда, – продолжал Вольф. – У нее были преждевременные. Она уже три недели как дома. – И подумал: они же едва знакомы, а Урсула так за нее рада. У него всегда теплело на душе при известии о рождении у кого-то из знакомых ребенка. Он сам очень хотел детей – вот только все устроится и… Дети – единственная надежная штука на свете. Он уж научит их, как постоять за себя. Его дети будут самые смекалистые в округе, они будут знать, что почем в этой жизни.

– Ничего не слышно о наших брачных документах? – спросила Урсула.

– Они еще не вернулись из Франкфурта, – ответил Вольф.

Это было ложью. Все бумаги уже лежали в столе его рабочего кабинета на военно-воздушной базе. Но, если бы Урсула об этом узнала, она стала бы настаивать на немедленном оформлении брака, и им бы пришлось уехать из Германии спустя месяц после бракосочетания. Но он хотел здесь задержаться еще на несколько месяцев, чтобы довести до конца свои дела.

За спиной раздался голос отца Урсулы:

– А, Вольфганг, наконец-то вернулся!

Вольф обернулся.

– Тебе звонили. Надо срочно связаться с человеком по имени Хонни.

Старик вернулся из амбара, любовно прижимая к груди здоровенный кусок окорока. Он положил его на кухонный стол и стал отрезать тонкие ломтики, чтобы пожарить на них картошку.

Что хорошо, то хорошо, подумал Вольф с кривой усмешкой, старик – неплохой помощник в доме. И спросил:

– Этот человек просил что-нибудь передать?

– Нет, – ответил отец Урсулы. – Но он сказал, что дело неотложное и важное.

Вольф пошел к себе в спальню и набрал номер.

На другом конце провода сказали: «Алло» – и он узнал голос Хонни.

– Это Вольфганг.

Хонни заговорил возбужденно, на высоких тонах и как-то по-женски:

– Очень хорошо, Вольфганг, что ты сразу позвонил. Помнишь, зимой ты говорил о нужном тебе контакте. Он появился.

– Ты уверен, это то, что надо? – спросил Вольф.

Хонни успокоился и заговорил тише:

– У меня достаточно оснований, чтобы так считать. – Он сделал ударение на слове «оснований».

– Ну что же, – сказал Вольф, – очень хорошо. Я буду у тебя через час. Ты можешь устроить мне с ним встречу?

– Через два часа, – ответил Хонни.

– Отлично, – сказал Вольф и положил трубку.

Он крикнул Урсуле, что ужинать не будет, и поспешил на улицу. Захлопывая входную дверь, он услышал ее недовольное восклицание. Он успел на отъезжавший трамвай, на бегу вскочив на подножку.

Вольфа охватило нервное возбуждение. Он уже утратил всякую надежду на то, что это дело выгорит, и за все эти месяцы вспоминал про него лишь тогда, когда Моска в очередной раз подтрунивал над ним. Но теперь, кажется, все складывалось как нельзя удачно. Брачные бумаги оформлены, можно покупать билеты на самолет – к черту бесплатные проездные документы для госслужащих!

И это будет лучшим решением проблемы со стариком. Урсула уже затрахала его просьбами взять в Штаты и отца, а он про себя покатывался со смеху. Ему приходилось постоянно врать ей, он обещал, что приложит максимум усилий. Он даже был доволен тем, что старик жил в постоянном напряжении. Старика, правда, здорово отмутузили, когда он попытался облапошить каких-то «жучков» на черном рынке. Ему пришлось провести неделю в больнице. С момента возвращения старик безвылазно сидел дома и, как огромная мышь, жадно поедал гигантский двадцатифунтовый окорок, прикончив его за неделю. Он мог слопать три или четыре утки за один присест или целого гуся за воскресенье. За последние два месяца он поправился, наверное, фунтов на сорок. Морщинки у него на лице расправились, щеки налились жиром, и ему пришлось даже расставить старые, пошитые еще до войны костюмы, чтобы в них поместилось его округлившееся брюшко.

Он, вероятно, единственный толстенький фриц во всем Бремене, думал Вольф, единственный, кто мог бы позировать для пропагандистских плакатов с изображением довольных, веселых немцев, олицетворявших благополучную жизнь в зоне американской оккупации. Да он, может быть, самый упитанный фриц во всей Германии! Чертов оглоед! Двадцатифунтовый окорок умял за три дня! Господи всемогущий, ну и аппетит!

Вольф спрыгнул с трамвая на углу Курфюрстеналлее, быстро миновал Метцерштрассе и зашагал в направлении белого каменного дома, где жил Моска. Хотя солнце уже клонилось к закату, в воздухе все еще была разлита дневная жара, и Вольф старался идти в тени окаймлявших проспект деревьев. Он надеялся, что застанет Моску дома, а если нет, то у него еще оставалось время, чтобы поискать его в «Ратскелларе» или в клубе. По телефону об этом говорить не стоило.

Вольф открыл калитку садика перед домом, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Ему открыл Моска. На нем были только легкие полотняные штаны и тенниска, в руке он держал жестянку пива.

– Заходи, Вольф, – сказал Моска.

Они пошли по коридору в гостиную. Фрау Заундерс сидела на диване и читала журнал. Гелла качала кремовую коляску, которая заменяла колыбель. Ребенок плакал.

Вольф поздоровался с хозяйкой и, хотя надо было поторапливаться, заглянул за полог коляски и сказал несколько приятных Гелле слов о ребенке. Потом обратился к Моске:

– Можно с тобой перекинуться парой слов, Уолтер?

– Конечно, – ответил Моска. Не выпуская из рук банку пива, он проводил Вольфа в спальню.

– Слушай, Уолтер, – начал Вольф взволнованно, – наконец что-то наклевывается. Я нашел концы этого дела с украденными купонами. Сегодня я встречаюсь с человеком, чтобы обсудить детали. Я хочу, чтобы ты пошел со мной, – вдруг все сразу завертится. Ладно?

Моска глотнул из банки. Из соседней комнаты доносились голоса фрау Заундерс и Геллы, чью беседу нарушало монотонное хныканье ребенка.

Это известие было для него неожиданным и малоприятным. Он уже давно решил выйти из игры, и теперь ему совсем не хотелось ввязываться в это дело.

– Знаешь, Вольф, я в эти игры больше не играю, – сказал Моска. – Тебе придется искать другого компаньона.

Вольф уже стоял у двери, но при этих словах Моски резко обернулся к нему, и его белое лицо исказила гримаса ярости.