Завещание Сталина - Эдуард Скобелев

Старик выглянул в окно, пошарил глазами и, обращаясь к кому-то, презрительно сказал:

— Ах, это ты! Ну, заходи, коли уже пришёл!..

И, повернувшись ко мне, вполголоса добавил:

— Эта скотина и погубила мою доверчивую Нинку!.. Я вас познакомлю. Негодяй вхож во все здешние дома и во все учреждения! Держите ухо востро и вы выудите из него всё, что угодно…Только не противоречьте: сволочь повсюду убеждена, что она призвана править миром!..

И вот передо мной предстал Леопольд Леопольдович Кимпель. Капустные уши и сходящиеся к носу глаза.

— Вы сняли комнату у Пал Палыча? Отлично! Это мой шурин, то есть, свояк, точнее — свёкор… Вам повезло: Вы попали к человеку покладистому и гуманному. К тому же я, прирождённый лекарь, лекарь, так сказать, волею всевышнего, имею в городе неплохую, во всяком случае, доходную практику… Если хотите послушать, я Вам совершенно бесплатно изложу свою философию здоровья!..

И он со стуком выставил на стол бутылку красного креплёного вина.

— Может быть, Вы и прекрасный лекарь, — сказал я Леопольду Леопольдовичу, — но Вы, я вижу, спаиваете полковника. Зачем эта «бормотуха»?

— Отчего же его не спаивать? — всплеснул руками самоуверенный человек. — Он сам спаивается, как всякий «совок», которого перестают водить на помочах. Он просто не знает, что ему делать, а признать себя стариком и добровольно выйти в тираж не хочет. Так я рассуждаю? — он погрозил пальцем Павлу Павловичу, который, пристроившись на стуле, вертел в руках бутылку и внимательно рассматривал этикетку.

— Всё ты врёшь, — неожиданно сердитым тоном отозвался отставной полковник. — И никакой ты не лекарь, ты плюгавый кавээнщик, который соблазнил мою дочь-дурёху!..

— Ну не скажите, не скажите! Я, Кимпель, был ведущим концертов, мастером репризы. Мурзин сделал меня медицинским братом, заставив окончить медицинский техникум, но на самом деле я всегда оставался великим исцелителем… Да, я вынужден так гиперболически отзываться о себе, потому что только я в комплексе представляю, что означаю для закосневших в суевериях народов…

— Ты был и остался заурядным конферансье! — объявил Павел Павлович и ловко откупорил бутылку при помощи ключа, который оказался у него в кармане пижамы. — Ты был и остался гнидой, но я не буду тебя давить, не буду!

— Вы весьма двусмысленно отрекомендовали меня, — надулся Леопольд Леопольдович. — Но, к счастью, каждый мерит на свой аршин… Я открыл совершенно новый критерий здоровья… Какать, мой друг, нужно как можно чаще какать… Животные, которые чаще освобождают желудок, живут дольше и веселее… Итак, господа, если вам удастся какать четыре-пять раз в день, я гарантирую вам 80-100 лет полноценной жизни!

Это был, конечно, отрепетированный экспромт, рассчитанный на ошеломление публики.

— Каков фрукт! — подмигнул Мурзин. — Платите и какайте!

Тьфу!!..

Откровенно говоря, мне не понравился самоуверенный субъект с жуликоватой «теорией долголетия». Кроме того, хотелось однозначно продемонстрировать полковнику, что он при всех обстоятельствах может рассчитывать на мою солидарность.

— Вы развиваете очень своеобразную теорию, — сказал я Леопольду Леопольдовичу. — Но я слыхал о теориях куда более любопытных. — Я, разумеется, импровизировал, за многие годы развив в себе кое-какой потенциал воображения: мои старшие начальники постоянно повторяли, что эффективная охрана государства немыслима без людей, способных представить себе все возможные козни потенциальных врагов. — Мой знакомый утверждает, что назначение любого живого существа, в данном случае я говорю о человеке, плодоносить, нести в мир законченные плоды индивидуального творчества. Когда человек плодоносит естественно, находясь в благоприятной среде, он сохраняет высокий уровень здоровья. Но едва нарушается природный механизм взаимоотношений с окружающим миром, в организме происходят чаще всего необратимые перемены. Плод должен быть, и он в любом случае будет. А вот каким? Это уже другой вопрос. Человек займётся имитацией плодоношения — обманом, мошенничеством, разбоем, развратом, пустым разгулом. Никакого здоровья у него уже не будет, как не будет здоровья у яблони, которой прививают баобаб или саксаул… Мой знакомый способен по разговору определить характер заболевания и содержание личности. Природное в человеке всё равно торжествует, но созидательная натура производит положительное, а паразитарная — неполноценное…

Леопольд Леопольдович не сводил с меня чёрных лакированных глаз, то и дело сглатывая слюну.

— И где он теперь Ваш знакомый, который предугадал мои главные открытия? Они состыкуются, легко состыкуются и не противоречат друг другу.

«Всякий старьёвщик тотчас хватается за чужое седло, помышляя превратить его в башмаки!..»

— Под Москвой. Насколько мне известно, он вообще обособился от мира.

— Может быть, у него есть какие-либо научные записи?

Хищник был мне совершенно понятен, и я подзадорил его:

— Пожалуй, есть… Он ни на что не претендует. Он мог бы отдать вам свои записи даром.

— Даром? — восхищённо повторил Леопольд Леопольдович. — Что же Вы? — обратился он с упрёком к Мурзину. — Несите стаканы и какую-нибудь закусь… Представляете, я могу не только защитить диссертацию, но и стать академиком! Теперь, когда рассыпалась совковская наука и пришла пора истинной демократии, именно мы, не утратившие тонус, должны стать у руля! Потирая руки, он вышел в туалет.

— Гнида, — сказал Мурзин, расставляя стаканы. — И почему у всех рулей непременно хотят встать гниды?

— Потому что гнидам негде более встать, они ни на что более не пригодны. Водить руками — их мечта. Они бесплодны и потому постоянно больны.

— Не помогайте ему, — попросил Мурзин. — Если он завладеет чужими разработками, он поднимет через своих дружков такую пыль, что и в самом деле станет академиком и даже главврачом нового Кремля.

— Ни хрена подобного! Эти люди могут носить звания академиков, но лечиться начальство предпочтёт у обыкновенных Петровых и Сидоровых, о которых известно, что они трудяги и специалисты!..

Опорожнили бутылку вина. «По такому случаю» я достал из чемодана армянский коньяк, открыл банку тресковой печени и коробку шоколадных конфет.

Полковник, сразу же захмелев, унёсся мыслью куда-то в иное пространство. А «не утративший тонуса» демократ Кимпель, отсыпав из коробки половину шоколада в карман своего неполноценного сына, тихо сидевшего в стороне от застолья и временами с невнятными бормотаниями сердито бодавшего плюшевого мишку, развивал всё новые и всё более абсурдные теории. Самое смешное: он говорил от имени России, и это его ничуть не смущало.

— Нас, русских, никогда не насытить! И чем нам лучше, тем мы свирепей и недовольней. А поэтому самое нормальное для нас состояние — нищета и анархия… Думаете, у нашего обкомовского пердуна что-нибудь получится? Ничего не получится, потому что к власти прорвалась ненасытная шобла. Они растащат не только прежний социализм, но и новый капитализм, и всё завершится новой гражданской резнёй и новыми трудовыми армиями… Однако я лично не намерен терять шансы… Налейте ещё, сегодня я в необыкновенном ударе, мне кажется, нащупана главная жила судьбы… Так вы говорите, он не станет мелочиться и кочевряжиться из-за пары расхожих идей, которые, вообще говоря, ничто без соответствующего оформления и, самое важное, поддержки?.. Это будет «Глобальная теория здоровья»! Читайте: Леопольд Кимпель. — Он сделал ударение на втором слоге. — Не исключено, что со временем я буду вручать премии собственного имени… Положите мне ещё кусочек печени… Сейчас бы сёмги или буженинки, которую я иногда покупал в «Елисеевском»…