Иероглиф «Любовь» - Надежда Первухина

Мэй пала перед драконом ниц. Драконы считались первооснователями Яшмовой Империи, покровителями императорской династии, мудрейшими и священными существами...

— Приятно видеть такую почтительность, — буркнул дракон. — Да еще от наследной принцессы! Но вот зачем ты перепугала бедных детей-призраков? Разве ты не знаешь, что призраки страшатся солнечного света? Хорошо, что об этом не узнает их богпокровитель Дэйцу, а то бы он разгневался на тебя и нагородил всяких пакостей... Ты что, принцесса, весь день собираешься простоять передо мной на коленях? Вставай, тебе предстоит нелегкий путь, а Мне предстоит помогать твоему высочеству, хотя на самом деле я предпочел бы залечь в спячку. Но Крылатая Цэнфэн вызвала меня и сказала: «О славный Баосюй! Умоляю тебя оказывать посильную помощь принцессе, покинувшей мою обитель для дел чести и справедливости! Следуй за ней и ограждай ее от зла! » Я не мог отказать Крылатой Цэнфэн, ведь две тысячи лет назад она принимала роды у моей матери и берегла пуще своего глаза яйцо, из которого я потом вылупился. Но к чему ненужные подробности! Итак, я послан сопровождать тебя, принцесса, и оказывать посильную помощь. Проси чего хочешь. Ах да, вспомнил, Крылатая Цэнфэн сообщала мне, что ты владеешь мысленной речью.

Мэй встала и мысленно поблагодарила дракона по имени Баосюй, а затем спросила:

«Далеко ли отсюда до ближайшего селения? » Три дня, если лететь, и две луны, если идти, — ответил дракон Баосюй. — Места здесь безжизненные и убогие, сюда стекаются одни лишь призраки, поэтому люди давным-давно переселились в лучшие края... Хотя, сказать по совести, сейчас в Империи ни один край нельзя назвать лучшим. Ладно, садись ко мне на спину, принцесса, не будем медлить. Только держись крепче!

... Полет на драконе Мэй запомнился как нечто удивительно прекрасное. Исчезли страх, усталость, голод и жажда; в ушах свистел ветер, облака проносились сквозь тело принцессы, иногда ей казалось, что она сама стала облаком... Не в силах сдержать ликования, Мэй ухватилась одной рукой за гребень дракона, а другой извлекла из-за пояса кисть и принялась чертить в небе иероглифы, вспыхивающие, словно фейерверки:

Я ощущаю в сердце сладкую боль полета,

Вижу за кромкой неба храмов святых сиянье.

Вижу снега и реки, вижу печаль и радость,

Вижу богов бессмертных вечное ликованье!

— Отменно! — одобрительно пророкотал дракон, не замедляя полета. — Вижу, ты и впрямь не теряла времени в обители Крылатой Цэнфэн, принцесса. Может быть, я даже не пожалею о том, что взялся сопутствовать тебе, вместо того чтобы спать и видеть сладкие сны о минувшей жизни!..

Все когда-нибудь завершается, завершился и этот чудесный полет. Каменистые пустоши внизу сменились бесконечными рисовыми полями, а потом — старой бамбуковой рощей, и дракон стал снижаться.

— Я оставлю тебя у бамбуковой рощи, — заявил он принцессе. — Пройдешь сквозь нее и попадешь в селение Юэцзюань. Раньше люди здесь процветали, земля была изобильной, но теперь и им несладко приходится. Однако, насколько я помню здешних жителей, они гостеприимны и не относятся с подозрением к пришельцам. В селении ты передохнешь, подкрепишь силы, узнаешь, как живут люди, какими новостями довольствуются... А обо мне не беспокойся. Я приду тебе на помощь в любое время и в любом месте, явлюсь по первому зову, если ты начертишь в воздухе иероглиф моего имени. Запомнила?

«Запомнила. Но, господин дракон, у меня нет ни одной монетки, чтобы заплатить за еду и кров. Или люди уже не пользуются деньгами? »

— А, не беспокойся, — ответил дракон беспечно. — Вспомни, в каком ты виде. Ты же выглядишь как Монах — бритая голова, бледное лицо, оранжевые одежды! У монахов никогда не должно быть денег, это всякий знает. Потому монахов привечают, кормят и поят бесплатно, даже еще и подаяния жертвуют... Хм-м, во всяком случае, раньше так было.

Дракон опустился за бамбуковой рощей и почти стряхнул с себя Мэй.

— Все, мне пора, — заторопился он. — Удачи тебе принцесса.

«Благодарю тебя, любезный дракон! »

— Еще бы не поблагодарить! Мало кто из нас, из драконов, способен на подобную любезность. Прощай!

Дракон живо захлопал крыльями и взвился вверх, как новогодняя хлопушка. Мэй посмотрела ему вслед! а потом зашагала через бамбуковую рощу. Близился вечер, и ей хотелось попасть в селение до сумерек, найти ночлег и еду — ведь те три дня, что она летела на драконе, у нее ни крошки во рту не было. Мэй не жаловалась — ведь в обители их обучали особым приемам, позволяющим долго терпеть голод, жажду, бессонницу и не терять сил, — но теперь ей казалось, что ее тело собирается взбунтоваться, требуя к себе пристального внимания.

В роще журчал крохотный родничок; вода из него текла тонкой струйкой в искусно выложенную обтесанными камнями чашу. Мэй напилась вволю — вода была удивительно вкусной — и умыла обветренное лицо. Затем привела в порядок свои монашеские одежды и пошла дальше.

Наконец роща осталась позади, и взгляду Мэй открылась деревня, обнесенная со всех сторон невысокой, кое-где осыпавшейся и выщербленной каменной стеной. Большие деревенские ворота были распахнуты, возле них одиноко бродила тошая овца и щипала куцые травинки. Когда Мэй подошла к воротам, овца оторвалась от своего занятия и неодобрительно посмотрела на девушку. Мэй ответила ей усталым взглядом.

Принцесса шла по деревне и осматривалась. Все селение состояло из пары дюжин домиков, выстроенных из бамбука и обмазанных глиной, а сверху крытых тростником и рисовой соломой, почерневшей от дождя и сырости. На бамбуковых распорках сущилось бедняцкое тряпье, среди высоких метелок травы под названием кроличий пух бродили худощавые, голенастые куры и смотрели с подозрением на пришелицу в оранжевых одеждах... Из одного домика вышла женщина, за ней следом высыпало с пяток голопузых ребятишек один меньше другого — и они тоже смотрели на Мэй странно... Принцесса на всякий случай отвесила им монашеский поклон, но ответного поклона не получила. Пройдя половину деревни, Мэй увидела двухэтажный деревянный дом с загнутой резной крышей. Стены дома когда-то были выкрашены красной краской, но теперь она облупилась, открывая взору неприглядное почерневшее дерево. Над входом висела вывеска, тоже изрядно облупившаяся. Вывеска гласила: «Чайный дом господина Жуна „Веселье и Процветание“. Сдаются комнаты».

Мэй толкнула дверь и вошла в чайную. Внутри пахло имбирем, сельдереем, кипяченым маслом и еще чем-то неуловимым, чем всегда пахнут кухни. Чайная выглядела скромно, но чисто; за деревянными, выскобленными до блеска столиками сидели несколько мужчин и наливали себе вино из маленьких фарфоровых чайников[22]. На вошедшего молодого монаха они посмотрели с плохо скрываемым удивлением.

Мэй села за свободный столик. Тут же из задней комнаты вышел, как видно, сам хозяин чайной — в отличие от прочих здешних мужчин, он был одет в шелковую кофту, подбитую ватой, и шелковые синие шаровары с пришитыми по бокам алыми лентами. Его волосы лоснились от жира, а в ушах посверкивали жемчужные серьги.