Повседневная жизнь Версаля при королях - Жорж Ленотр

И добрый Людовик XVI покупает и заносит цену в свои счета, а потом, ужаснувшись величине затрат, снова и снова проверяет. «Я не пойму, — пишет он в сентябре 1782 года, — с какого времени в мои расчеты вкралась ошибка, но 9-го числа этого месяца я нашел в глубине ящичка деньги, о которых давно забыл, поэтому в следующем месяце я начну счета заново». И он действительно начинает снова: «За две тарелки зеленой фасоли — 2 л.; 4 макрели — 3 л. 18 с; за свежие яйца — 9 л.».

Нет нужды подчеркивать уникальность этой публикации. Немного найдется документов столь красноречивых, пусть некоторые места и остаются не до конца ясными. Историку, задумавшему воссоздать повседневную жизнь версальского двора и изучить его экономическую подоплеку, предстоит обнаружить здесь самые ценные материалы.

А теперь представим себе дивный версальский замок, три его торжественно расступающиеся один за другим двора, две золоченые ограды, его отделанный мраморами фасад, где красуются статуи, олицетворяющие «некоторые из доблестей Его Величества»: Силу, Благоразумие, Великодушие… Вообразим лестницы из порфира, дворцовые галереи, сверкающие бронзой и зеркалами, олимпийцев, изображенных на плафонах его залов, — тех залов, что возбуждали зависть всех других владык мира… Полк стражей-швейцарцев, пятьдесят привратников, тридцать два камердинера, берейторы, гвардия, придверники, пажи, церемониймейстеры — сплошные кружева и нашивки! — охраняют доступ в личные покои, где отдельной ото всех жизнью живет король, ради которого и благодаря которому все они существуют. Тс!.. Его Величество работает…

Чем же занят он там, во глубине своей скинии? Конечно уж, он решает судьбы мира. Ах нет, король что-то пишет… Вооружившись очками, неторопливо водя пальцем по черновику, он переписывает свои счета: «За ветчину — 20 л.; мойщику и мальчику за месячную работу — 18 л.; за уборку в кухне — 3 л.».

И в то время, когда он вновь принимается за подсчеты, в другом крыле замка его министр финансов берется за свои: ему необходимо каким-то образом раздобыть 650 тысяч ливров, чтоб залатать дыру, проеденную в бюджете придворными расточителями. И сколь же неповинен был в этом сам бедный король!

Наверное, нет такого человека, кто, бродя по залам и галереям Версаля и раздумывая о великих мира сего, для которых были созданы эти восхитительные апартаменты, не задал бы себе вопроса: «И как же все-таки они могли тут жить?» Ведь в самом деле великолепие убранства обязывает к постоянному напряжению; но никто, сколь исключителен он ни был, не в состоянии вечно пребывать на сцене и без передышки играть роль. Поэтому и у версальских декораций были свои кулисы, за которые не смог проникнуть взгляд Истории; однако само по себе расположение покоев, к тому же сильно измененное в пору создания тут музея, способно дать о них очень смутное представление.

Ключ к этим кулисам хранится не в Версале, а в Национальном архиве: здесь в папках под шифром «О», редко привлекавших по сей день к себе внимание, содержатся ценнейшие сведения о жизни наших королей: документы, доходящие в своей правдивой скрупулезности даже до нескромности. Охоты, путешествия, банкеты, концерты, капелла, служащие, строительство, слуги, кухня, сады, погреба — тут отразилось все. Я почти уверен, что при известной доле терпения нам удалось бы выяснить, что именно ел на завтрак в такой-то день Людовик XVI или сколько кроликов убил тогда-то на охоте в лесу Сен-Кюкюфа Карл X.

Да, но такие факты, могут возразить мне, не интересуют Историю с большой буквы. Пусть так, но именно они придают ей жизнь, ведь они столь же важны, как аксессуары в театральной постановке: с их помощью вымысел драматурга превращается для нас в реальное и волнующее событие.

Вот несколько живых подробностей, упомянутых среди прочего в хронике виконта де Флери, описавшего жизнь короля и версальского двора за девять месяцев 1789 года; и вот один из дней — самый первый день того фатального года.

Было очень холодно, обитатели замка мерзли, и в апартаментах Людовика XVI лишь дымили, но никак не загорались сырые поленья. В этом фантастически огромном дворце, где, не заходя дважды в одно и то же помещение, можно прошагать почти девять километров, никто так и не удосужился устроить местечко, в котором сушились бы предназначенные для комнат Его Величества дрова. И поскольку все вокруг дрожали от холода, добрый король делал то же самое.

31 декабря он лег спать позднее обычного: ему хотелось услышать, как прозвонят полночь Пассемановские часы;[180] они стоят в его кабинете и умеют отмечать час, день, месяц, год и звездные бури. И лишь когда на циферблате обозначилось «1789», он согласился лечь в постель…

1 января, пробудившись около восьми, король пошел в ванну, потом в маленькое помещение («гардероб»), где к его услугам — серебряный таз и кресло для совершения интимного туалета, бархатные подлокотники и спинка которого расшиты золотым галуном. Чтобы уж ничего не упустить, упомянем и оборудованный на английский манер укромный кабинет с восхитительными деревянными панелями (он существует до сих пор рядом со спальной комнатой); сиденье здесь окаймлено мягким валиком ярко-малинового шелка. Но и в этой маленькой комнатке отнюдь не тепло: реомюр показывает 20 градусов ниже нуля;[181] при виде пушистых узоров, что ветвятся на всех окнах дворца, пробирает дрожь.

Нет еще одиннадцати, а в зале «Бычий глаз» уже теснится толпа: принцы, знатные дворяне, маршалы Франции, прелаты ожидают здесь выхода Его Величества. У дверей парадной комнаты, которые распахиваются лишь для тех избранных, что обладают правом свободного входа к королю, опущены тяжелые, расшитые гербами портьеры. Возле пюпитров рассаживаются музыканты; по звуку «ля» они настраивают свои скрипки, гобои, флейты, валторны и фаготы. За высокой ширмой красного сукна виднеется никогда не покидающий этого поста толстый «швейцарец»; его алебарду, выставленную возле камина, можно видеть и сейчас.

Одиннадцать. Придверник возглашает: «Господа, платье Его Величества!» Приближенные проскальзывают в королевскую комнату; дирижер Мартен стучит по пюпитру; концерт начинает симфония г-на Арана, первого скрипача. И вот чередой следуют «имеющие право свободного входа». В половине двенадцатого приходят члены капитула ордена Святого Духа; король принимает их не в парадной комнате, а в соседней — Зале совета.

Затем все процессией движутся в капеллу; на груди Его Величества сверкает бриллиантовая звезда на голубой орденской ленте; за ним следуют принцы. Месса длится не более получаса; будь она длинней, никто не остался бы: в капелле лютый холод, хотя в зимние месяцы высокая золоченая загородка из дерева и стекла защищает кафедру от сквозняков.