Контрольный взрывпакет, или Не сердите электрика! - Александр Скрягин

Раздался чей-то режущий уши вопль.

Залитые алыми бликами забрала пожарных удивленно уставились на новый огонь, плясавший у них в тылу.

С небес на Охотничий домик, на Кормиловск, на Мир обрушился ливень.

Перед отъездом, Ермолай с Романом Григорьевичем пили чай на веранде.

Чай пили с мягким сыром, а Профессор еще и намазывал на сырные ломтики томленую в духовке смородину. Ермолай попробовал сделать так же. Оказалось, очень вкусно, но, все-таки он решил, что это перебор: нельзя уж так баловать организм, и приказал себе ограничиться сыром без смородины.

Было ясное солнечное утро.

Отбушевавшая ночью гроза оставила после себя чистое голубое небо и ощущение волнующей свежести.

Тайга сизыми волнами уходила к Северному полюсу. Туда, где дымился от космического холода воздух, и полыхали колоссальные гармошки Северного сияния, рожденные столкновением электромагнитного поля Земли с выброшенными Солнцем густыми потоками фотонов. Зато под защитой этого гигантского таежного одеяла в Кормиловске было тепло и уютно.

Дверь из комнатки-книжного щкафа открылась и на веранде появились Дима Пилау с небольшим корявым мужичком – своим другом Севой.

– Доброе утро! – с достоинством произнес бывший научный сотрудник. – Просим нас извинить за ранний визит, но дело есть дело. Мы пришли за ружьем.

– Утро доброе! – кивнул профессор. – Может быть, чаю с нами выпьете?

– Благодарю вас. Мы бы с радостью, но время не позволяет. –вежливо отказался завсегдатай железнодорожной лесополосы.

– Ну, что же, я понимаю. – сочувствующе произнес Профессор.– Ружье за шкафом стоит. В комнате. Сами возьмите, чтобы мне не вставать.

– Ермолай Николаевич! – обратился Дима к Бебуту. – Хочу вам сказать, чтобы вы не беспокоились. По-моему, он – приличный человек.

– О ком вы говорите, Дима?

– Об Электрике, конечно.

– Об Электрике? – озадаченно переспросил Бебут.

– О нем.

– Почему вы так решили, Дима?

– Внутреннее убеждение. Главное, это – не вводить его в гнев. Он человек не злой, просто не нужно его сердить и все будет хорошо.

Профессор поставил чашку, собрался что-то спросить у гостя, но не спросил. Передумал.

– Счастливо оставаться! – поклонился Дима. – Извините нас, что мы не можем разделить вашего общества, но, знаете, дела! Да, Ермолай Николаевич, у меня есть к вам небольшая просьба… – Пилау замялся.

Не дожидаясь продолжения, Ермолай достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, вынул оттуда несколько купюр и протянул своему внештатному информатору.

Не успела закрыться дверь за одной парой гостей, как на веранде появилась другая. Полина и Женя. Вместе.

Полине была одета не в светлое платье, как любила, а в деловой серый костюм с белой блузкой. На Ожерельеве вместо обычной висящей балахоном рубашки была защитная футболка без рукавов, обнажающая скульптурные банки бицепсов.

Они вошли, едва ли не держась за руки.

«Прямо, любящая семейная пара… – отметил Ермолай и с удивлением обнаружил внутри себя насмешливо косящего блестящим глазом галчонка ревности. – Вот уж не ожидал такого!» – мысленно погрозил он себе пальцем.

–Теперь можно работать спокойно… Дроздецкому с Крышковцом долго не до нас будет… – сказала Полина, садясь за стол.

– Не век же они лечиться будут? Все равно когда-нибудь поправятся… И тогда что? – спросил Ермолай.

– Ну, это когда еще будет!.. – махнула рукой Полина.

Лицо у нее было безмятежным. Зеленые глаза улыбались, круглые колени с веселым любопытством выглядывали из-под края темной юбки, а белый шелк блузки издавал электрический шорох при каждом движении.

– Невидимый мир нам поможет! – многозначительно произнес Профессор Ненароков и, двигая коричневыми кусочками своего лица, нараспев прочитал:

Милый друг, иль ты не видишь,

Что все видимое нами –

Только отблеск, только тени

От незримого очами?

– Ох, Роман Григорьевич, только невидимому миру и делов, что вашим заводом заниматься!.. – не удержался Бебут.

– А, если они снова захотят покупать завод, – намазывая на ломтик сыра томленую смородину, произнес главный механик завода, – с ними опять случится какая-нибудь неприятность.

Ермолай непонимающе посмотрел на Женю.

– И с ними и с другими желающими. – повторил Ожерельев. – Нам чужаков здесь не нужно. А, если я рассержусь, «Севернефть» сильно пожалеет.

– Что это с тобой, Женя? Мания величия? – удивился Бебут.

– Шучу. – ответил главный механик Кормиловского маслосырзавода.

Ермолай посмотрел на Ожерельева и не узнал его.

Перед ним был не хорошо знакомый ему Женя с лицом, на котором навсегда застыло выражение только что проглоченного лимона. Нет, перед ним стоял словно бы незнакомый человек со спокойным сильным лицом. И глаза у него были – не обычные блеклые рыбьи пуговки, а налитые ярким светом электрического разряда живые шарики. Его почему-то хотелось назвать Электриком.

Не тем, кто в резиновых перчатках ремонтирует на столбах поврежденные провода или розетки в квартирах.

А тем, кто властвует над Электричеством.

Бебут покидал Кормиловск.

Он остановился у переезда рядом с высоковольтной линией. Переждал тепловоз, толкавший платформы с круглыми бревнами. И нажал педаль.

«Волга» осторожно перебралась через рельсы и, мимо таблички с перечеркнутым красной чертой названием населенного пункта – «Кормиловск» – выехала из города.

У Бебута за спиной оставались зеленые тоннели улиц, краснокирпичное, построенное в новорусском стиле каменного терема здание маслосырзавода, родовое гнездо Ожерельевых с верандой, висящей над уходящей к горизонту тайгой, и белые стены старых Казачьих казарм.

Он ехал и негромко напевал надтреснутым тенорком:

Ко славе страстию дыша,

В стране суровой и угрюмой,

На диком бреге Иртыша

Сидел Ермак, объятый думой.

Как всегда, ему было немного грустно, когда он покидал город своего детства, хотя он мог навестить его в любое время. Двести пятьдесят километров для Сибири – не расстояние. Он смотрел на пролетающие мимо зеленые лесные стены и выводил:

Нам смерть не может быть страшна,

Свое мы дело совершили:

Сибирь царю покорена,

И мы – не праздно в мире жили!

Наслаждаясь свободным пространством перед собой, Бебут утапливал ребристую педаль газа до самого пола. Будто сорванная диким смерчем проносилась мимо трава на обочине, неспешно уплывали назад березовые рощицы, а сизые ленты лесов у горизонта оставались на месте.