Деградация и деграданты. История социальной деградации и механизмы ее преодоления - Борис Шапталов

«… до разрушения Карфагена народ и сенат римский спокойно и умеренно распределяли между собой заведование государственными делами… Но когда умы освободились от этого страха (перед Карфагеном), сами собой появились всегдашние спутники успеха — распущенность и высокомерие. Таким образом, мирный досуг, о котором мечтали в трудных обстоятельствах, сделавшись действительностью, оказался тяжелее и горше всяких бедствий. Знать стала злоупотреблять своим влиянием, народ — своей свободой; каждый стремился захватить, увлечь, похитить все себе» (Цит: Роббер Ж.-Н. Повседневная жизнь древнего Рима через призму удовольствий. М.: Молодая гвардия — Палимпсест 2006. С. 29).

Понемногу раздражение складывающимися нравами, как и в Греции, стало переноситься на политический строй.

Недовольство демократией начало расти в элите римского общества с I века до н. э. Об одной из таких групп недовольных стало известно из речей Цицерона. Эта группа вошла в историю под названием «заговор Каталины». Показательна характеристика Каталиной сложившегося положения вещей: «Римское государство состоит из двух организмов: один со слабой головой — сенат, другой — сильный, но совсем без головы». Это народ.

Выход из положения заговорщики видели в изменении порядка формирования власти. Каталину и его единомышленников, как противников демократии, казнили, но проблема не исчезла. И на арену политической борьбы вышли новые кандидаты в диктаторы — Цезарь, Помпей. Красе, Антоний, Октавиан… Началась длительная борьба за власть. В гражданских войнах один за другим гибли кандидаты в «цезари», пока не остался Октавиан. Он и стал первым императором Рима, то есть тем, кто должен был разруливать ситуацию между сильным, но уже «неумным» народом, и государственно слабым, но еще авторитетным Сенатом.

Выборы сохранились. Октавиан ежегодно проходил процедуру избрания на посты консула, высшего судьи, жреца и ряда других должностей. Точно так же сохранились выборы в другие органы власти. За одной деталью: исход выборов был предопределен и был чистой формальностью. Однако Рим еще около ста лет считался республикой.

Деградация никогда не бывает сразу всеохватывающей. Процесс идет постепенно, рождая контртенденцию. Как костер, перед тем как потухнуть, ярко вспыхивает, так и здоровые части общества, мобилизуясь перед опасностью, выдвигают личностей, вступающих в борьбу с заразой деградации. Эти личности не могут не быть талантливыми и активными, иначе энтропия быстро захватывает весь социум. Тут уж «победа или смерть». Если в обществе таких людей не находилось, те сходили с магистрального исторического пути практически без внутренней борьбы за свое энергетическое сохранение. Римский социум боролся за самого себя до последней возможности, что позволило продлить существование великого государства на столетия. Но ценой «победы» стал отказ от демократии. Она оказалась опасным из-за былого преимущества — выборов. Народом все чаще стали выбираться индивиды, не способные спасти римское государство, а наоборот, усугубляющие положение. Избиратели голосовали за тех, кто сулил существование за счет государственных социальных выплат («хлеба») и беззаботное времяпрепровождение («зрелищ»). (Цицерон заявлял, что никогда не было такого стечения народа, как на боях гладиаторов: «ни на народных собраниях, ни даже на какой-нибудь ученой ассамблее»). Однако избавиться от демократии, а значит, зависимости от охлоса, императорам долгое время не удавалось, и они продолжили политику «хлеба и зрелищ». Тем более что огромные владения Рима позволяли субсидировать римский плебс за счет завоеванных народов.

Рим I–II веков н. э. — это первое на планете общество потребления с паразитарным уклоном. Институт императоров был средством спасения положения. Но в условиях деградации римского общества естественным было появление императоров-деградантов. Тиберий, Нерон, Калигула и им подобные не препятствовали, а наоборот, способствовали процессам деградации. Противовесом власти императоров должен был являться Сенат. Однако среди сенаторов также росло число деградантов. Апофеозом их влияния стало согласие законодателей присвоить звание сенатора… коню Калигулы! Император Калигула торжественно ввел свою лошадь в высокое собрание.

Опыт античности показывает, чтобы избежать деградации от «сытости», необходимо поддерживать определенный уровень пассионарности — высокий жизненный тонус социума. Но как этого достичь? Призывами к благоразумию? Пытались сотни раз. Напрасны были подобные взывания, люди продолжали идти по новой стезе. Прибегали и к другим мерам, в том числе радикальным.

Они предпринимались в разных типах общества по-разному. При тоталитарном строе меры были пожестче. Пример тому жизнь в Спарте.

По свидетельству Плутарха, Ликург стремился вытравить из сердец граждан Спарты «пустую бабью ревность» и ради этого предоставил возможность «сообща заводить детей людям достойным». «Ведь Ликург, — писал Плутарх, — впервые признал, что дети принадлежат не их отцам, но всему государству, и именно поэтому хотел, чтобы граждане рождались не от кого придется, а (только) от лучших родителей».

В Спарте главенствовала дисциплина и военная выучка. Чтобы другие дела не отвлекали мужчин, им запрещался земледельческий и ремесленный труд, который был возложен на рабов. Таким образом, Спарта могла сохранить себя от деградации достаточно распространенным в традиционном обществе способом — не развиваться, удерживая свои производительные силы и жизненный уровень общины на низком уровне.

Было бы неверно думать, что спартанская социально-политическая система представляла собой некое абсолютно инородное тело в мире греческих полисов. Скорее напротив, в своей основе это государство было воплощением неких глубинных тенденций, заложенных в самой природе греческого полиса. В Спарте эти тенденции были доведены до своего крайнего выражения. Борьба с роскошью и иными житейскими излишествами велась и в Афинах, и в других городах-государствах Эллады. Продолжавшаяся на протяжении жизни нескольких поколений обработка общественного сознания в духе идеалов равенства приносила свои плоды. Историки отмечают, что греки классической эпохи, современники Перикла и Демосфена, то есть V–IV веков до н. э., в целом были намного умереннее в быту, чем даже их предки, жившие в VII веке до н. э., захватившие у прежних хозяев земли Греции. «Они строже одевались, не носили длинных льняных хитонов, украшенных пестрыми узорами, которые были в моде в архаическую эпоху. Греки-мужчины отказались от золотых украшений, не отпускали длинных волос и не заплетали их в косы, как это делали щеголи былых времен. Прекратилось безумное расточительство на похоронах. Слишком роскошная домашняя утварь, мебель, разукрашенная золотом и слоновой костью, ковры, художественные росписи на стенах воспринимались как проявления высокомерия и зазнайства. Людей, чересчур преданных роскоши и заботившихся о своем домашнем комфорте, общественное мнение решительно осуждало, сравнивая их с изнеженными восточными варварами: лидийцами, фригийцами, персами и др. Жилища афинян эпохи Перикла… отличались чрезвычайной скромностью и, главное, были страшно однообразны. Никто не пытался превзойти соседей в красоте отделки стен, дверей или наличников на окнах. Напротив, каждый старался ничем не выделяться среди прочих граждан, опасаясь опять-таки обвинений в чрезмерной гордыне» (Андреев Ю. В. Цена свободы. — Спб.: Алетейя, 1998. С. 151).