Мускат утешения - Патрик О'Брайан

Именно с крюйс–марса они впервые заметили этот остров, точнее, одинокое плоское облако, отмечавшее его присутствие. Столько лиг и миль под килем «Сюрприза» унеслось прочь, прежде чем медики, которых терпеливо учил Бонден, стали подниматься по вант–путенсам по–христиански. Последнюю пару недель они проделывали это без помощи, без страховки или чего–нибудь, что могло бы остановить стремительное падение, хотя подъем на марс по–моряцки требовал взбираться по сути по веревочной лестнице, отклоненной на пятьдесят пять градусов от вертикали, причем назад, так что приходится висеть на ней будто ленивец, уставившись в небо. Движениями они тоже несколько напоминали ленивцев. Но оба признавали, что так гораздо удобнее, чем прошлый метод подъема сквозь тесное переплетение такелажа. Также их порадовало, когда во время обеда, на который кают–компания пригласила капитана, Пуллингс заметил, что «Сюрприз» — единственный известный ему корабль, на котором оба врача поднимаются наверх не через собачью дыру.

Но хотя они сильно продвинулись вперед, а корабль прошел так далеко на восток, они все еще не исчерпали южноамериканские наблюдения Мартина, который продолжал рассказывать о той части амазонского леса, исключительной подстилки из мертвых растений, огромных упавших деревьях, лежащих друг на друге так, что местами гниющая древесина достигает огромных глубин. Человеку приходится выбирать самые свежие (едва отличимые иногда из–за плотного покрова лиан) и прочные бревна, чтобы не провалиться на двадцать–тридцать футов в хаос разложения. В полдень местами сумеречно, почти полное отсутствие млекопитающих. Все птицы высоко, очень высоко на залитых светом вершинах деревьев, даже рептилий немного, но, Мэтьюрин, какое богатство жуков!

Они также едва затронули некоторые аспекты Явы, а Пуло Прабанг еще только предстоял (хотя уже демонстрировались кожи птиц и крайне любопытные кости ног чепрачного тапира), когда услышали оклик дозорного, расположившегося гораздо выше их на грот–салинге: «Земля! Земля, один румб слева по носу».

Крик оборвал их беседу, как и множество тихих разговоров на шкафуте и форкастеле — было время дневной вахты, каболкино воскресенье. Многие «сюрпризовцы» помоложе и поретивее отбросили иглы, нитки, наперстки и мешочки для мелочей и нетерпеливо помчались наверх, заполонив верхние реи и ванты. Но для Оукса освободили путь, его как самого легкого и проворного из обитателей квартердека отправили на брам–салинг с подзорной трубой.

— Вижу его, сэр, — крикнул он вниз. — Разглядел, когда поднялись на волну: зеленый, с широкой полосой белого. Где–то в пяти лигах, почти точно под ветром, прямо под тем маленьким облаком.

Джек и Том Пуллингс улыбнулись друг другу. Вышли к суше, точнее не бывает. Хотя последние дни каждый независимо друг от друга проверял местоположение корабля по нескольким превосходным наблюдениям Луны и по двум корабельным хронометрам, никто даже не предполагал, что удастся достигнуть острова Свитинга, не отклоняясь от курса хотя бы на полрумба, и с точностью в два–три часа от расчетного времени.

— Паруса загораживают вид, — заметил Мартин, — и мы слишком низко. Не думаете ли вы, что, поднявшись еще выше, например, на крюйс–салинг, над этим раздражающим крюйселем, мы получим вид получше?

— Не думаю, — ответил Стивен. — А даже если и так, разве мудрый, осторожный человек, у которого есть долг перед пациентами, станет карабкаться на головокружительную высоту ради взгляда на остров, по которому мы, благослови Господь, будем бродить уже завтра или даже сегодня вечером? Остров мало что обещает естествоиспытателю. Вам следует учесть, что эти очень маленькие и отдаленные островки не обладают достаточным местом для чего–либо особенного в плане флоры или фауны. Только подумайте о чудовищной скудости сухопутных птиц на гораздо большем по размерам Таити, о чем Бэнкс писал с печалью, почти с осуждением. Нет, сэр. Насколько я понимаю, остров Свитинга имеет ценность для медиков, ищущих противоцинготное, но не для естествоиспытателей. С позволения сказать, я удивляюсь вашему нетерпению.

— Происходит оно из банальной причины, хотя, замечу мимоходом, что на островах Сент–Килда есть своя разновидность крапивника, а на Оркнейских островах — полевок. Но дело в том, что я не такая амфибия, как вы или капитан Обри. Хотя мало кто в это поверит, на самом деле я сухопутный человек, происходящий, вне сомнения, от Антея. Я жажду снова ступить ногой на землю, набраться сил, чтобы выдержать еще несколько месяцев жизни в океане. Жажду пройтись по поверхности, которая не находится в вечном движении то вперед, то вбок, склонной заставать меня врасплох резкой качкой и швырнуть в шпигат, пока мои друзья кричат «неумеха», а матросы ухмыляются. Не думайте, что я недоволен своей судьбой, Мэтьюрин, прошу вас. Я в полном восторге от длительных морских плаваний и очаровательных возможностей, которые они могут дать — делоникс королевский на берегах Сан–Франциско, а вампиры в Пенедо! Но время от времени я жажду оказаться в моей родной среде, на суше, откуда я как титан воспряну с новыми силами, готовый встретить шквал под зарифленными марселями или тошнотворную вонь орлопа во влажной давящей жаре штилей, когда нечем дышать, а мачты раскачиваются. Кажется, вечность прошла с тех пор, как я сидел на стуле, которому можно доверять. Пусть даже мы прошли мимо многих островов, пересекая это огромное океаническое пространство, но мы именно проходили мимо них. Встречные ветры и раздражающие течения приводили к тому, что мы опаздывали к местам встречи. Надежда оставалась лишь на последнее, и капитан Пуллингс безжалостно гнал корабль — грубые слова, не допускающие возражений приказы. Исчез тот добродушный скромный юноша, которого мы знали, а вместо него появился какой–то морской Баязид. И конечно, никаких намерений останавливаться, пусть даже на берегу видны желтогрудые казуары. Но скажите мне, Мэтьюрин, остров Свитинга действительно такой бедный и пустынный? Я о нем никогда даже не слышал.

— Небеса свидетели, я тоже, пока капитан Обри не рассказал. Открыл его кузен Обри по матери, адмирал Картерет, который совершил кругосветное плавание с Байроном, а потом с Уоллисом, но в тот раз уже как капитан «Своллоу», довольно маленького корабля, и в плохую погоду за мысом Горн их разделило с Уоллисом. Думаю, что к определенному восторгу Картерета, поскольку это позволило ему самому открыть новые страны, включая этот остров, который он назвал в честь мичмана, впервые его заметившего. Но оказалось, что это не Голконда и даже не Таити. Населяли остров обнаженные, мрачные, грубые, недоброжелательные темнокожие люди с глубоко посаженными глазами, подпиленными зубами, скошенными подбородками и огромными космами грубых спутанных черных волос, более–менее успешно выкрашенных в светло–коричневый или желтый. Язык их оказался не диалектом полинезийского, и решили, что они ближе к папуасам…

— Кажется, берегов Папуа мы не увидим, — вздохнул Мартин, — но прошу прощения, что прерываю.

— Не увидим. Насколько я понимаю намерения капитана, вследствие ветра, течений и мучительной навигации в проливе Торреса, планировалось оставить Новую Гвинею далеко справа, по открытому океану дойти как раз до острова Свитинга, пополнить припасы и потом спуститься вниз в область юго–восточных пассатов, и в крутой бейдевинд, в котором «Сюрпризу» нет равных, дойти до Сиднейской бухты. Открытое море почти на всем пути, что Обри больше всего любит. Не собирается он приставать к Соломоновым островам, тем более заходить в Большой барьерный риф или хотя бы приближаться к нему. — Оба печально покачали головами, и Стивен продолжил: — Если судить по тому, что сэр Джозеф мне рассказывал о Новой Гвинее, невелика потеря. Они с Куком, пробравшись через широкую полосу грязи сошли на берег, на унылое побережье. Там их без предупреждения атаковали аборигены, стреляя чем–то вроде шутих, крайне оскорбительно ругаясь и швыряя копья. Он едва успел собрать двадцать три растения, ни одного по–настоящему интересного. Что же до Барьерного рифа, не удивляюсь, что мы его избегаем, после чудовищного–то опыта Кука. Не то чтобы я не сожалел об этой необходимости. Но она ранит мое сердце.