Чужой муж - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что работа такая у ангелов – спасать людей. Вот. – Она положила на колени Арефьеву авоську с апельсинами. – Пожалуйста, витамины!
– Боже! – застонал Герман восторженно – Это мне?!
«Интересно, бывает он когда-нибудь сдержанным и спокойным? Или вечно корчит какого-то шута? – подумала Лиля. – Сколько работаю в театре, никогда не видела актера, который был бы до такой степени… актером!»
– Боже, откуда? – продолжал причитать Арефьев. – Вы, наверное, специально в Москву мотались?
– Где у вас кухня? – деловито спросила Лиля.
– Зачем ангелу кухня? – насторожился Арефьев.
– Сама найду! – заявила Лиля и вышла.
Герман с непониманием и удивлением уставился ей вслед.
Занятный сюжет вырисовывается…
Лиля разогрела суп, который принесла с собой, нарезала хлеб, колбасу. Больной ел со вполне здоровым аппетитом, даже жадно. Лиля смотрела на него с удовольствием. Сразу видно, что человек выздоравливает!
– Вы суп из топора сварили? – восхищенно спросил Арефьев. – У меня же в холодильнике ничего, кроме спичек и соли.
И протянул тарелку за добавкой.
– Ну а почему вы не спрашиваете, как прошла премьера? – осторожно спросила Лиля, решив выяснить намерения актера: уходит он в самом деле или все же вернется в театр?
Арефьев взглянул испытующе, вприщур. Спросил, как она хотела:
– Ну и как прошла премьера? Надеюсь, не провалились?
– Честно говоря, на троечку, – призналась Лиля, понимая, что ему будет приятно это услышать. – Не больше! Ваша замена – Нежин – был очень вял и неубедителен. Приезжали из Москвы… Все ожидали чего-то большего, но…
– Но! – повторил Арефьев так выразительно, что Лиля невольно засмеялась.
Похоже, настроение у него хорошее. Сейчас самое время перейти к делу.
– Все газеты очень ругают Аркадия. Мы ждем вас!
– А вы? – Арефьев вдруг схватил ее за руки. – Вы меня ждете?
И жест, и интонация были шутовски-патетическими, но глаза…
Какие же опасные у него глазищи, как только Лиля этого раньше не замечала?! Такие глаза восторженные дамочки называют колдовскими.
Но она не восторженная дамочка. Очень красивые глаза, да и только! Мало ли красивых глаз на свете?
– Я, пожалуй, пойду, – с трудом вырвалась из объятий Арефьева Лиля. – Кажется, вы окончательно ожили!
– Пожалуйста, пожалуйста, не уходите! – взмолился Арефьев. – Я обещаю, что не буду больше приставать к вам, не буду ёрничать и не буду больше хамить. Прошу вас… Останьтесь!
Пора было уходить. Лилия чувствовала это! Ей было неуютно под взглядом этих глаз. Казалось, Герман трогает ее, грубо лапает, прижимает к себе…
Что за ерунда! Надо уходить!
Но ведь она еще не получила его согласия вернуться в театр.
– Хорошо, – отвела глаза Лиля. – Я останусь. Но ненадолго.
Села напротив, но чувствовала себя как на иголках. Арефьев не сводил с нее глаз, этих колдовских глаз…
– Ну зачем вы так смотрите?
Хотела спросить осуждающе, но, к ее изумлению, услышала в своем голосе виноватые нотки:
– Вы же обещали!
– Пускай, – ответил Арефьев, и Лиля не сразу поняла, что он отвечает стихами:
Теперь уже Лиля не могла отвести от него глаза…
… Всю дорогу, пока возвращалась глубокой ночью домой, она слышала его голос – и вторила ему вслух:
Да, стихов в ту ночь было прочитано много…
А утром, войдя в свой кабинет, Лиля увидела на столе большую круглую коробку, похожую на конфетную. Недоумевая, подняла крышку – и десяток разноцветных бабочек вспорхнул оттуда, словно букет летающих цветов!
Она знала, что только единственный человек на свете мог поднести ей такой букет.
Онемев от восхищения, Лиля смотрела на бабочек. И вдруг ей стало страшно… Она не понимала, как ощущение счастья может смешиваться со страхом, но это было именно то, что она чувствовала сейчас.
* * *
Жизнь так изменилась, что Лиля едва не забыла о предстоящем юбилее отца. Вдобавок ко всему к шестидесятилетию Говорову был вручен орден Октябрьской Революции.
Такое событие следовало отметить с размахом! Однако торжественный банкет для партийного руководства с патетическими речами и помпезными поздравлениями Говоров устроил отдельно, в областном центре, а в Доме с лилиями Родион по его просьбе собрал только своих… Ну, или тех, кто раньше считались здесь своими. Отказаться не смогли даже Шульгины! В такой день можно было отодвинуть все распри и просто поздравить старого друга, с которым была связана половина жизни.
Именно это убедило Лилю, что и ей, хочешь не хочешь, придется присутствовать на банкете.
Она одевалась в своей комнате, когда вошла Таисия Александровна.
С восхищением поглядела на дочь – и Лиля, смущенно улыбнувшись, вдруг спросила:
– Мама, как ты думаешь, я еще могу нравиться мужчинам?
Таисия Александровна опустилась на диван, спросила недоверчиво:
– Ты что же это… Ты влюбилась?!
Лиля отвела глаза:
– Не знаю.
– А как же Камышев? – мягко спросила мать. – Мне кажется, он по-настоящему любит тебя. Очень любит!
– Зато я его не выношу, – отвернулась Лиля. – После его обмана… После моих нервных срывов…
– Зачем же ты тогда живешь с ним?
– Не с ним, а рядом с ним, – угрюмо поправила Лиля. – До недавнего времени я жила рядом с ним потому, что мне было все равно. Так, по инерции. Ну, как папа с Маргаритой. Страшно подумать… Десять лет! Куда они ушли?! Зачем?
– Ну… и кто он? – спросила мать, заговорщически понизив голос.
Лиля откинулась на спинку стула. Золотые волосы рассыпались по плечам, глаза засияли. Нежная улыбка тронула губы.