Шепот питона - Cилье Ульстайн

— По телефону она говорила с таким отчаянием в голосе, — сказал я. — Как только я ее услышал, то сразу же понял: что-то случилось. Но ведь не сходится. Если бы произошел пожар, она позвонила бы пожарным, выбралась бы из дома…

— Зачем она позвонила тебе? — спросила Ингрид. — Почему не мне? Я не понимаю.

Я вздохнул, пытаясь отогнать мысли о том, каково это — вдыхать едкий плотный дым.

— Кто-то желал ей зла? — спросил я. — Ты знаешь? Кто-то мог желать ей зла?

Ингрид уставилась на меня.

— Ты хочешь сказать, что ее убили? — Она снова зарыдала. — Нет, Руе. У меня нет сил с тобой говорить. Ты, черт возьми…

Перед глазами у меня тут же возникла одна из наших последних семейных ссор. «Тебя интересуют только наркоманы и угонщики машин, а до меня и дочери тебе дела нет, — сказала тогда она. — Ты уделял бы нам гораздо больше внимания, если б нас убили, — тогда первым примчался бы на место преступления». После чего махнула рукой и сбила со стола вазу. Та прокатилась по паркету и остановилась возле двери. Водой залило всю комнату, и нам пришлось прервать ссору, чтобы вытереть пол.

— Ведь не ты займешься этим расследованием, — проговорила Ингрид. — Твои коллеги пока не задавали мне никаких вопросов.

— Они их зададут, — сказал я. — Может быть, это и не убийство, но вопросы зададут в любом случае. Понимаешь?

— Ты думаешь, ее убили?

Я покачал головой.

— Я ничего не думаю. Просто спрашиваю. Есть что-то, о чем мне нужно знать?

Ингрид вытерла рукавом свитера слезы.

— Анита приходила ко мне несколько дней назад с младенцем на руках. Она хотела бросить Бирка. Сказала, что влюбилась, что встретила другого мужчину. Обвиняла Бирка во всяких гнусностях. Я настоятельно попросила ее хорошо подумать. У них с Бирком были прекрасные отношения, он с нее пылинки сдувал.

Мне стало больно от того, что Малышка получила такой ответ от своей матери. Я пожелал бы ей счастливого пути. Бирк не стоил носка с ее ноги. Я ни на секунду не поверил, что, позволив ей стать матерью, которая сидит дома с ребенком и творит в мастерской в его доме, он хотел поддержать ее. Я видел его насквозь. Он жаждал, чтобы она материально зависела от него.

— Она сказала, как его зовут? — спросил я. — Ее нового парня.

Ингрид покачала головой. Я посмотрел в окно. Оттуда было видно море, где мы купались, когда она была маленькой.

— А Бирк знал о ее новом возлюбленном? — поинтересовался я.

Ингрид пристально посмотрела на меня. Прошло несколько секунд, прежде чем она осознала, о чем я ее спросил. Глаза ее округлились. Лицо, до этого грустное и потерянное, исказила ярость.

— Знаешь что, Руе… Ты перегибаешь палку.

Олесунн

Среда, 23 августа 2017 года

Я въезжаю на парковку возле белого панельного многоэтажного дома с зелеными балконами, похожего на здания в Восточной Европе. Впиваюсь пальцами в руль, настраиваясь на то, чтобы выйти из машины. Я надеялась, что он все еще живет здесь, — но при этом боялась нового прыжка в неизвестность. Прислоняюсь лбом к рулю и дышу, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Именно поэтому я решила уехать от всего этого. Чтобы никогда больше его не видеть.

Видимо, мне нужен первый подъезд. Ноги тяжеленные, я едва передвигаю их, поднимаясь на второй этаж. Возле звонка никаких имен нет — видимо, отовсюду, куда я ни попадаю, люди пытаются скрыться. Меня пробивает дрожь. Я сглатываю и нажимаю кнопку звонка, он отзывается глубоким жужжанием. Я отнимаю палец. Хочу повернуться и сбежать вниз по лестнице, но силой воли приклеиваю стопы к полу. Может, это свидетельство моей материнской любви? Ведь я стою и не ухожу!

Внутри слышны шаги. То есть он дома, несмотря на то, что сейчас середина дня; будь у него работа, его не было бы. Я стараюсь мысленно подготовиться, но от любого воспоминания о его физиономии меня начинает мутить. Выпрямляюсь и поднимаю голову, хочу стать больше, чтобы он сразу же понял, что я больше не его младшая сестричка. Дверь открывается. На пороге женщина. Ей чуть за пятьдесят. Она выжидающе смотрит на меня и улыбается — видимо, принадлежит к тем, кто рад поболтать с продавцами всякого хлама и прочими случайными знакомцами.

— Я ищу Патрика Шейе.

В квартире слышны еще несколько голосов, а может, это телевизор. Женщина с удивлением смотрит на меня.

— К сожалению, я такого не знаю. Может быть, адрес неверный?

— Мне сказали, он живет здесь.

Она посмотрела в потолок, задумалась.

— Я сюда всего пять месяцев назад переехала. Может, он жил здесь до меня… С прежними жильцами я незнакома.

Она говорит со мной, как с заблудившейся маленькой девочкой. От этого мне, как ни странно, легчает.

— Как, вы сказали, его зовут?

От ее улыбки у меня возникает острое желание тут же к ней переехать. Я уже не раз обжигалась на этом чувстве. Качаю головой:

— Неважно, я его найду.

Олесунн

Пятница, 22 апреля 2005 года

Сверре, оставшись в куртке, прошел за мной в гостиную и присел в шезлонг. Я не стал варить кофе. Со дня пожара я жил только на хлебцах и холодных напитках. Все горячее — плита, кофеварка — вызывало во мне панику. «Время лечит», — сказал мой врач и прописал какое-то успокоительное, которое я и не думал принимать. Единственное, чего я хотел, — две недели больничного, чтобы встать на ноги. В буквальном смысле — добиться, чтобы ноги подо мной перестали дрожать как желе, чтобы голова не уплывала, и тут же вернуться. Помогала мысль о том, что Бирка арестовали как подозреваемого и сейчас тщательно проверяют. Ингрид была в ярости — она кричала, что это я натравил на него полицию, однако они прекрасно справились и без меня.

— Ты уверен, что готов к этому, Руе?

Сверре сидел, наклонившись вперед, ладони зажаты между коленями. Выглядел он неважно.

— Шеф сказал, что он не против, если ты понимаешь, что это значит. А ты понимаешь, что это значит, Руе?

Я настоял на этом — точно так же, как настоял на том, чтобы увидеть ее. Все они советовали мне не смотреть на Малышку, но я настоял. Теперь я сожалел об этом. Теперь мои воспоминания о ней были покрыты черной пеленой ее смерти. Но я должен был это сделать, я должен был знать. Нельзя ходить и делать вид, будто она не умерла.

— Я расскажу тебе все, даже то, что мы скрыли от прессы, если ты уверен, что тебе станет от этого лучше. Конечно, ты понимаешь, что это конфиденциальная информация и что ты не будешь заниматься этим делом.

Я кивнул.

Сверре вздохнул.

— Причина пожара — сковородка с оливковым маслом. На первый взгляд это может показаться простой забывчивостью — мы часто видим, как пьяная молодежь или старики засыпают, когда готовят еду. Конфорка, на которой стояла сковородка, была включена на максимум. Кто это сделал, Анита или кто-то другой, сказать сложно.