Те же и Скунс-2 - Мария Семенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выражение лица у Жукова-старшего было такое, что сын поспешно распахнул перед ним правую дверцу и сразу принялся извиняться:
– Прости, бать, ну никак быстрее не смог…
Если совсем честно, то он рассчитывал подняться в квартиру, чуточку передохнуть и выпить чайку. Было ясно как Божий день, что о чаепитии придётся забыть, однако визит в квартиру отмене не подлежал (Жуков прислушался к себе и понял, что иначе случится беда). Он торопливо выскочил из машины…
– Куда ещё?!. – тотчас раздражённо рявкнул отец. Его тоже можно было понять. Когда с ночи болит зуб, любая задержка делается невыносимой. И уважительных причин не имеющей.
– Я сейчас, батя… – И доктор наук, как мальчишка, взлетел по ступенькам по направлению к лифту.
Маргарита Петровна Жукова открыла дверь без обычного: «Кто там?» и предстала перед сыном с испуганно прижатой к сердцу рукой: муж отправился вниз уже минут тридцать назад, а резко прозвучавший звонок показался ей очень тревожным – не иначе, «случилось страшное»!..
– Где папа? Ты что, не встретил его?..
– Да встретил, встретил… – отвечал Валерий Александрович уже из «удобств». – В машине сидит…
– Валерочка, а что ты так долго ехал? – спросила мать. – У тебя что-то произошло?..
Когда Жуков-младший вновь спустился во двор, отец свирепо посмотрел на него и задал тот же вопрос, только в другой форме:
– Ты где болтался? Я уже думал – досыпать улёгся… Валерий Александрович вновь напомнил себе, что имеет дело с немолодым вспыльчивым человеком, вдобавок едущим к зубному врачу.
– Следующий раз быстрее доеду, – пообещал он. И объяснил: – Я же первый раз зимой… Ты сам говорил, «Москвичик» жалко, сгниёт…
– Ну так частника бы поймал, – раздражённо буркнул отец. – Их вон сколько ездит, «бомбит»… Не разорился бы небось!
Наверное, Александр Васильевич был прав. Но Жуков-младший прекрасно представлял себе батину реакцию в том случае, если бы он, сын, приехал сюда на метро и здесь занялся ловлей «частника» либо такси. Небось сразу бы выяснилось, что «Москвич» Валерию дороже отца… и так далее, и тому подобное.
– Светофор видишь?.. – строго осведомился Александр Васильевич, как только выехали со двора. – Куда несёшься, мигает уже!.. И ряд левый займи, сейчас поворачивать!.. Да «печку» включи наконец, а то я в сосульку превратился, тебя дожидавшись…
К тому времени, когда они добрались на Васильевский остров, Валерий Александрович чувствовал себя не водителем с двадцатилетним стажем безгрешной езды, а зелёным «чайником», только-только вылупившимся из автошколы. Хотя какое там – вылупившимся! Всё вместе гораздо больше напоминало неудачную сдачу экзамена по вождению. Жуков неизменно оказывался не в том ряду, включал не ту передачу, пропускал другие машины, когда этого совершенно не следовало делать, оттирал тех, кого, наоборот, следовало пропустить, и в довершение всех бед забывал выключить поворотник.
Когда (не иначе, некоторым чудом) он всё-таки благополучно припарковался у зубоврачебной клиники, сдал Александра Васильевича с рук на руки доктору и принялся ждать, до него внезапно дошло, что непрестанная батина пилёжка имела и свою положительную сторону. Мандраж, преследовавший его с Вознесенского проспекта, наконец отступил. В течение последнего часа о нём было просто некогда думать.
Пока врач возился с отцовой болячкой, Валерий Александрович то и дело выходил из тёплого маленького вестибюля наружу – проведать «Москвич» и подогреть двигатель, чтобы не остывал. Когда он в очередной раз включал самодельную сигнализацию, собираясь вернуться к двери кабинета, с ним разговорился мужчина, запиравший неподалёку свой «Судзуки Витара».
– Делали же раньше машины, – кивнув на «Москвич», улыбнулся джиповладелец. – Ишь, старичок, а какой бодренький! Классно выглядит. Ухаживаешь небось? Увлекаешься?
Жуков скромно потупился:
– Да я так… помаленьку…
Не объяснять же, действительно, незнакомому человеку, каким образом и на чьи деньги приводили в чувство «Москвич».
– Значит, есть ещё энтузиасты, – по-своему истолковав его ответ, одобрил хозяин «Витары». – Его ж, поди, чинить дороже, чем новую тачку купить?
Валерий Александрович плотнее запахнул пальто и улыбнулся в ответ:
– Зато никто не угонит. Кому такой нужен, когда красавцы вроде вашего рядом стоят….
Джиповладелец расхохотался, прикрывая меховым воротником щёку, за которой, вероятно, таился больной зуб. В уютный, несмотря на больничные запахи, вестибюль они вошли вместе.
Тётя Фира порывалась кипятить воду для аквариума, точно медицинские шприцы в стерилизаторе – полных сорок минут. Снегирёв её поднял на смех, напомнив о сутках выстаивания: согласно святцам, за это время и стерилизатор-то созревает для нового кипячения, что уж там говорить об остуженной и перелитой в другую ёмкость воде!.. Эсфирь Самуиловна взялась было спорить, но ощутила внезапный упадок сил и апатию. Сделались безразличны и пятна сырости на полу, и вопиющее нарушение технологического процесса, и даже непоправимо загубленный порошок. Снегирёв порывался собрать его веничком – и употребить согласно рецепту. У тёти Фиры не осталось сил даже на то, чтобы прийти в ужас от подобного предложения. Она махнула (в буквальном смысле) на всё рукой, выдала Алёше зелёную эмалированную кастрюлю и предоставила поступать, как ему заблагорассудится.
– Это был воскресный день, я потел и лез из кожи… – жизнерадостно пропел Снегирёв и удалился в сторону кухни, и тётя Фира осталась одна.
Дел у неё вообще-то было невпроворот. Позвонить Софочке, извиниться за столь невежливо прерванный разговор. Сходить к соседям с нижнего этажа, опять же извиниться и выяснить, не отразилась ли «гибель „Титаника“» на состоянии их потолка. Произвести учёт спасённого порошка. Начать-таки готовить что-нибудь к ужину…
Тётя Фира праздно перебрала очередные задачи… Снова махнула (на сей раз мысленно) рукой и осталась сидеть в кресле возле окна, ничего не предпринимая и рассеянно гладя амнистированного кота, во избежание простуды укрытого тёплым платком.
Наверное, причиной её состояния была реакция на слишком бурную активность последних недель. Возраст есть возраст – даже самая, казалось бы, необременительная работа вычерпывает, как потом оказывается, до дна… А может, причина крылась в том, что по поводу «ННБ», Мони и баночек её жилец с самого начала был прав, и она, самое смешное, в глубине души всегда это знала?..
Тётя Фира тяжело вздохнула. Разбитые склянки, торчавшие из мусорного ведра, вдруг показались ей разбитым корытом. Что ж, пора было посмотреть правде в глаза. Можно сколько угодно винить Алёшу в цинизме, но ведь Монечку выгнали не с последнего курса столичной консерватории, а всего-то из музыкального училища в Одинцове. Через полгода после зачисления. И не за то, что еврей, а за прогулы и двойки. И в Израиль он до сих пор не уехал единственно потому, что там, грубо говоря, все евреи. Там некому вкручивать, что ты по жизни страдаешь из-за «пятого пункта»… а не из-за собственной бездарности и лени…