Экстрим - Кристофер Прист

Его пальцы остановились на ее затылке, на крошечном клапане, дразня его ритмичными прикосновениями. Его другая рука легла ей на грудь, легко и нежно, как аэрозоль из распылителя.

Через час Митчелл ушел, она осталась в постели среди беспорядочно разбросанных простыней, подушек, покрывал и одежды. Все еще голая, она повернулась на бок, протянула руку и положила ее туда, где минуты назад лежало его тело. Она удовлетворенно вспоминала то, что они только что делали, и что она тогда ощущала, как захватил ее и понес сокрушительный поток облегчения. Спать ей совсем не хотелось, она чувствовала себя бодрой и хорошо отдохнувшей.

Ее окружал неотступный, неистребимый мужской запах, он был на всем — на простынях, на ее коже, на губах, в волосах, под ногтями. Потом ей стало холодно, она натянула халат, подобрала гребенку и села на краю кровати, расчесывая всклокоченные волосы, глядя в стену, ругая себя, думая о Кене Митчелле и вспоминая Энди.

Они, эти двое, занимали в ее мыслях равно важное место; это было нехорошо, но не подлежало сомнению. Впервые со смерти Энди ее чувства к нему изменились из-за встречи с другим человеком.

Возможно, это был знак, что жизнь продолжается.

Но чуть позже, когда Тереза легла и укрылась одеялом, ее охватило запоздалое, а потому еще более мучительное чувство вины за предательство, за измену человеку, которого она любила так сильно и так долго.

— Прости меня, Энди, — пробормотала она. — Но ведь я в этом нуждалась. Да, нуждалась, и ни хрена тут не попишешь.

Они снова втиснули свой громадный фургон рядом с ее машиной, почти не оставив места, чтобы выехать.

Тереза остановилась на пороге гостиницы, пытаясь разобраться в обстановке. Хотя и случалось, что Кен Митчелл и его коллеги садились в фургон и уезжали по каким-то делам, большую часть времени они использовали его прямо здесь, в качестве мобильного офиса. Увидев, что спутниковая тарелка смотрит куда-то в небо, Тереза нырнула назад и закрыла за собой дверь. Многотрудное высвобождение машины из плена неизбежно привлечет их внимание.

Она решила дойти до салона «Экс-экс» пешком; погода была прекрасная, словно нарочно для прогулок, да и на город посмотреть не мешает. Не говоря уж о том, что пару дней назад у нее появилась идея и было самое время эту идею опробовать.

Тереза вышла на Истбурн-роуд и направилась к церкви Святого Стефана. Этим свежим прохладным утром, когда магазины уже открылись, немногочисленные пешеходы спешили по каким-то своим делам, а по мостовой буднично сновали машины, было нетрудно представить себе переполох, поднявшийся здесь, когда Гроув начал стрелять. Все движение, конечно же, встало, но уже чуть подальше от гостиницы водители не слышали выстрелов и не понимали, в чем причина задержки. Тереза буквально видела, как они переводят двигатели на холостой ход и сидят в машинах, ожидая, когда рассосется временная, как им думалось, пробка. И все они были прекрасными мишенями. Из людей, пострадавших от пуль Гроува, шестеро были убиты на этом коротком участке Истбурн-роуд, прямо в своих машинах, многие были ранены. Те, что посчастливее, сумели выскочить наружу или спрятаться под сиденье и переждать там, пока Гроув пройдет.

Церковь Святого Стефана стояла на углу Хайд-авеню, по которой можно было подняться на Гребень в объезд узких улочек Старого города; именно этот путь облюбовала Тереза для походов к зданию «Ган-хо» и назад. Рядом с церковью Хайд-авеню выглядела вполне достойно, хорошие дома и много зелени, но выше начинались массивы сплошной жилой застройки, изредка перемежавшиеся какими-то заводиками. С верхней, перед самым выходом на Гребень, части улицы можно было видеть значительную часть города и далекое море, однако были в Булвертоне точки и поудобнее, с куда лучшими панорамами.

Изучая карту города, Тереза подметила, что эта его часть сплошь изрезана дорожками, тропинками и проулками, известными среди местных под обшим названием «сквозняки». Эти сквозняки образовывали непрерывную путевую сеть, целиком лежавшую на задворках домов и лишь изредка пересекавшую настоящие улицы. По прикидкам Терезы, она могла бы пройти сквозняками большую часть пути от Уэлтон-роуд до салона «Экс-экс».

Она перешла Хайд-авеню, обогнула индийский ресторанчик, торговавший навынос, и углубилась в узкий, мощенный плитняком проулок, первый из сквозняков. С обеих сторон проулка тянулись глухие стены соседних домов, а сверху нависал второй, выступающий этаж одного из них. Звуки уличного движения быстро затихли позади, и лишь дробный стук ее металлических набоек гулко отдавался в замкнутом пространстве.

Очень скоро, еще в самом начале проулка, Тереза ощутила знакомые симптомы: закружилась голова, где-то на краю поля зрения засверкали ослепительные, хоть и невидимые искры, и она остановилась, не решаясь идти дальше. Нужно же было знать, что сегодня, после ночи, проведенной почти без сна, приступ мигрени более чем вероятен.

Она стояла, держась рукой за стену, глядя на выщербленный плитняк и почти через силу сдерживая тошноту. Когда становилось немного полегче, она пыталась решить, идти ей дальше или плюнуть на все планы, вернуться в гостиницу, принять таблетку и попытаться уснуть.

Она ничего еще не решила, когда сзади на улице загрохотали выстрелы.

Звуки были настолько громкие, что Тереза инстинктивно пригнулась. Стрельба велась из полуавтоматической винтовки, в промежутках между выстрелами она отчетливо слышала быстрое деловитое клацанье механизма перезарядки — звук, все еще бывший для нее гипнотическим.

Тереза оглянулась, в прямоугольнике дневного света четко рисовался неподвижный автомобиль. В голове мелькнула дикая мысль: все машины на Истбурн-роуд встали, потому что рядом свирепствует, никого не жалея, новый убийца.

Она поспешила назад, почти пластаясь для прикрытия по шершавой кирпичной стене. Яркий солнечный свет ослепил ее, Тереза на мгновение зажмурилась, а потом вскинула руку козырьком и попыталась разобраться в происходящем. Она стояла у выхода из проулка, не решаясь выйти на открытое место. Машины, спускавшиеся с Гребня по той стороне Хайд-авеню, проезжали у перекрестка с Истбурн-роуд на зеленый и поворачивали — одни налево, другие направо. Их моторы и покрышки шумели самым будничным образом. И — никаких признаков паники, никаких вооруженных убийц.

Тем временем светофор переключился, и движение пошло в другую сторону. Машина, увиденная Терезой напротив входа в проулок, поехала вместе с остальными, ее водитель удивленно оглядывался, не в силах понять, почему эта женщина не спускает с него глаз.

Все еще опасаясь неведомого стрелка или даже, что много тревожнее, снайпера, Тереза стояла в устье проулка и смотрела на проезжающие машины. Все это было крайне загадочно: с одной стороны, она ошиблась, ведь вокруг царили мир и спокойствие, но с другой стороны, она же слышала эти выстрелы, они прозвучали так близко и так отчетливо, что не могли ей просто показаться.

Через пару минут Тереза решила продолжить свой путь, однако теперь нервы у нее были на взводе. Выйдя из просвета между зданиями — дальше проулок огораживали проволочные сетки, — она огляделась по сторонам, на случай, если воображаемый стрелок успел зайти с этой стороны. Там, где проулок уперся в чей-то сад и разошелся налево и направо, Тереза оглянулась. Сзади путь был свободен, она видела проезжающие по Хайд-авеню машины.