Савва Морозов - Анна Федорец

В. И. Немирович-Данченко, говоря о Морозове, отмечал: «Он с увлечением отдавался роли представителя московского купечества, придавая этой роли широкое общественное значение».[247] А публицист А. В. Амфитеатров, в 1890-х годах находившийся с Морозовым в приятельских отношениях, писал о нем следующее: «Морозов в то время был не только представителем, но, в буквальном смысле слова, главою всероссийского купечества, и в умной, честолюбивой, молодой голове его бродили мысли и планы замечательные. Ему откровенно мечталась политическая роль, и он совершенно серьезно и с большою последовательностью принялся было выковывать из именитого русского купечества «третье сословие». Купеческую рознь он железною рукою подбирал, человека по человеку, сплачивая в дружное единство, и успел уже показать петербургской бюрократии зубы и когти сплоченной купеческой силы — далеко не шуточные».[248] Амфитеатров писал это применительно к 1896 году, когда Морозову уже удалось добиться серьезных результатов. Но, думается, эти слова можно отнести и к более раннему времени.

В конце XIX века ярмарочное купечество явственно ощутило, что назойливая административная опека в лице нижегородского генерал-губернатора сильно сковывает его в действиях. И на рубеже 1880–1890-х годов предприняло первые попытки выйти из-под этой опеки. Савва Тимофеевич Морозов стал первым, кто вошел в серьезный конфликт с чиновничеством в лице генерал-губернатора H. М. Баранова. «Нашла коса на камень, и этот камень, на который налетела барановская коса, до того косившая в чужом поле, как у себя дома, был не кто другой, как новый председатель Ярмарочного комитета, умный, довольно просвещенный… принадлежащий к семье несметных богачей Савва Тимофеевич Морозов». Оценивая роль Морозова в торговой жизни 1890-х годов, современники отмечали: «Он был первым из тех, кому удалось поднять на должную высоту знамя ярмарочного общественного управления, что было резким поворотом для того времени. С. Т. Морозов, которому сам черт не брат, показал Баранову, что не он — Баранов, а он — Савва Морозов, хозяин на ярмарке, и сделал это без лишнего задора, умело и корректно».[249]

При этом личные отношения Морозова и Баранова остались вполне дружескими. Они встречались не только за многолюдными обедами, которые давало Баранову ярмарочное купечество, но и на неофициальных мероприятиях. Так, П. И. Щукин описывал «солдатский обед», на который его пригласил генерал-губернатор в августе 1895 года. «Солдатский обед оказался весьма порядочным. Только странно, что на пирожное подали поднос с мармеладом разных сортов. За обедом присутствовали: Д. В. Григорович,[250] нижегородский вице-губернатор Фредерикс, нижегородский полицмейстер князь Михаил Викторович Волконский и председатель ярмарочного комитета С. Т. Морозов… Во время обеда Николай Михайлович много рассказывал и не давал другим говорить. Наконец говорливый Григорович не вытерпел и перебил Николая Михайловича, сказав: «Душенька, вы уже достаточно говорили, позвольте теперь и мне кое-что рассказать».[251]

Итак, в начале 1890-х годов на историческую арену вышел «бунтующий капитал под командою Саввы Морозова». Капитал этот, являя «некоторый элемент фронды», вошел в противостояние с чиновничеством. Что же представляло собой это противостояние?

Ответ на этот вопрос можно найти в воспоминаниях П. А. Бурышкина. Говоря о деятельности московских биржевых организаций, купец отмечает: «До начала японской войны никто и не помышлял об обсуждении вопросов, так или иначе связанных с политикой… И не потому, что все были так уж законопослушны… По правде говоря, мало кто был готов к разработке вопросов самого общего порядка. Поэтому говорили о торговых палатах, о тарифной политике, о регулировании сахарной промышленности, о пересмотре положения о промысловом налоге, но не ставили вопросов о том, что нужно для развития производительных сил страны и роста русского народного хозяйства. Не ставили отчасти и потому, что ответ знали заранее: нужно изменить общие условия русской жизни — и политической, и социальной».[252]

Иными словами, Савва Тимофеевич был одним из первых, кто поднял эти самые «вопросы общего порядка». Причем поднял в весьма умеренной форме. Заговорил вслух о переменах в рабочем законодательстве, об изменении правового положения российской буржуазии, о том, по какому пути следует идти русскому народу, и т. п. В публичных выступлениях с опорой на факты доказывал, что для развития экономической мощи страны необходимо поднимать тяжелую промышленность, совершенствовать техническое и коммерческое образование, оказывать мощный отпор фритредереким стремлениям и многое другое… Иными словами, Морозов сформулировал стратегию развития русской экономики на долгие годы вперед. Для того времени это были смелые высказывания. Тем более что С. Т. Морозов принимал все возможные усилия, чтобы подтвердить свои слова делами.

Уже в начале 1890-х морозовская «программа» стала претворяться в жизнь. Одним из важнейших ее пунктов являлось осуществление протекционистской политики. Купцы-промышленники хорошо осознавали, что для нормального функционирования экономики необходимо создание мощной национальной промышленности. А оно возможно только в том случае, если государство — хотя бы на первых порах — будет оберегать эту промышленность от иностранной конкуренции при помощи таможенных барьеров, выделения целевых субсидий и т. п. В связи с этим летом 1892 года произошло важное событие. Фактически оно знаменовало новый этап в деятельности купечества, когда к его голосу начали прислушиваться при решении внешнеполитических вопросов. И случилось это благодаря активной позиции председателя Нижегородского ярмарочного комитета.

По словам исследователя И. В. Поткиной, «летом 1892 г…начинала разгораться таможенная война с Германией», то есть резкое повышение таможенных пошлин с обеих сторон (Германия, как и Россия, проводила протекционистскую политику). Ярмарочное купечество готовило новый таможенный договор с Германией, который должен был вступить в силу в 1893 году. По этому случаю министр финансов С. Ю. Витте лично отправился в Москву и на Нижегородскую ярмарку «для собеседований с промышленниками». Председатель Московского биржевого комитета Н. А. Найденов от лица московских коммерсантов «говорил о тревоге, охватившей промышленные круги, в связи с новой политикой и о недостаточности защиты русской индустрии, и заявил себя протекционистом».

На Нижегородской ярмарке министр финансов выслушал речь Морозова. По свидетельству П. А. Бурышкина, «его выступление носило боевой характер и вызвало большой шум. Морозов говорил, что «богато наделенной русской земле и щедро одаренному русскому народу не пристало быть данниками чужой казны и чужого народа»; что «Россия, благодаря своим естественным богатствам, благодаря исключительной сметливости своего населения, благодаря редкой выносливости своего рабочего, может и должна быть одной из первых по промышленности стран Европы». В правительственных кругах обе эти речи не понравились, и Суворин в «Новом времени» сурово критиковал Морозова. Эта же газета устроила анкету, которая показала, что видные представители торговли и промышленности в общем солидарны с говорившими, отмечая, что оба говорили за всю Россию. Одним это нравилось, другим нет, но во «всероссийском» характере выступлений никто почти не сомневался».[253]