Елена Троянская - Маргарет Джордж

Когда мы добрались до Спарты, солнце уже зашло. Подъем в гору к дворцу — последний участок пути — дался тяжело. Войдя в ворота, я увидела перед дворцом лошадей Агамемнона и колесницу. Донесся запах жарившегося быка.

Усталость навалилась на меня. Ноги, все в пыли после дальнего перехода, болели. Я хотела одного — поужинать у себя в комнате и лечь спать. Я повернулась к Геланору и простонала:

— Нет, я не в силах выйти к гостям.

— Моя госпожа, это один из тех случаев, когда царица может позавидовать простому смертному. Я могу сейчас пойти отдыхать, а ты — нет.

— Но это несправедливо!

Он рассмеялся и поцеловал меня в щеку.

— Мужайся!

Уйти ли к себе в комнату и подождать, когда меня позовут? Или лучше сразу пройти в мегарон к гостям, чтобы скорее покончить с этим? Я выбрала второй вариант. Если я окажусь в своей комнате, трудно будет покинуть ее.

Я прошла через открытое крыльцо и портик вестибюля в мегарон. К счастью, там оказалось не так много людей.

Менелай быстро пошел мне навстречу.

— Милая жена, у нас печальная новость… — начал он.

— Наш дед Катрей скончался на острове Крит, — продолжил Агамемнон. — Мы должны отправиться туда, чтобы принять участие в погребальной церемонии. Его смерть не была неожиданностью. Он прожил длинную жизнь, надолго пережив нашего отца. Но мы вынуждены отложить отъезд на девять дней.

— Почему же? — спросила я.

— Потому что в тот же день, когда я получил известие о смерти деда, ко мне приехали гости. Один обычай требует присутствовать на похоронах родственника, а другой — принять гостя. Как известно, иноземному гостю или послу положено оказывать гостеприимство и занимать его в течение девяти дней.

Менелай кивнул.

— Поэтому я встречу гостя здесь, устрою пир и все, что положено, — пояснил он. — Агамемнон же вернется в Микены и займется подготовкой кораблей, чтобы отплыть на Крит.

— Можно мне поплыть с вами? — спросила я.

Я так давно мечтала увидеть Крит!

— Нет, — ответил Менелай. — Ты не являешься кровной родственницей. К тому же я должен доверить тебе Спарту до своего возвращения.

— Но отец с матушкой будут тут…

— Нет. Ты должна остаться.

Может, Менелай отказал мне в угоду Агамемнону?

— Кто эти послы, которых нужно принять?

Итак, я не поеду на Крит. Увижу ли я еще что-нибудь интересное? Даже для не столь далекого путешествия в Гитион мне потребовалось испрашивать разрешения.

— Они прибыли из Трои. Из Трои! — многозначительно произнес Агамемнон. — Сын Приама Парис со своим двоюродным братом Энеем[11].

— Из Трои?

Я не поверила своим ушам.

— Вот именно. Они приехали, чтобы обсудить дело их тетки Гесионы. Приам прислал их. Похоже, он испугался войны!

— А возможно, он считает войну безумием и надеется решить дело миром, — заметил Менелай.

Такая вероятность не понравилась Агамемнону, который рвался развязать войну — пусть даже из-за старухи, уже прожившей жизнь и вполне довольной своей участью.

— Ха-ха! — расхохотался Агамемнон и повернул ко мне искаженное лицо. — Ну, пойдем же к гостям.

Менелай протянул мне руку. Вместе мы вошли в зал.

Менелай не спросил меня про моллюсков. Я надеялась, что Геланору удастся сохранить их до утра.

В мегароне у очага стояли два гостя. Когда мы вошли, оба обернулись почти одновременно. Один был в одежде из оленьей шкуры, другой — в пурпурном плаще, сколотом брошью на плече.

Оба были красивы. Один темноволосый, с идеальными чертами лица. И неудивительно — как потом я узнала, он был сыном Афродиты. Но я не могла оторвать глаз от другого: с золотыми волосами, высокого роста, широкоплечего.

Это был тот самый пастух из моего видения. И он тоже смотрел на меня не отрываясь.

— Парис, — представился он и склонил голову.

— Эней, — сказал темноволосый.

Они были прекрасны, как боги. Они и были богами. Недаром про троянцев идет слава, что своей красотой они даже богов сводят с ума. «Из смертных троянцы более всех подобны богам лицом и телом», — шепнула мне Афродита.

Я не могла произнести ни слова. Наконец мне удалось совладать с собой.

— Елена, — сказала я.

— Елена Бессмертная, — ответил Парис.

Кожа на его лице отливала золотом.

— Нет, не бессмертная. Я сойду в могилу, как все.

— Никогда этому не бывать.

Обмен словами занял несколько мгновений, да слова и не имели значения. Мы продолжали смотреть друг на друга, не отводя глаз. Сначала я хотела рассказать Парису свой сон и спросить, что он об этом думает, но потом забыла об этом. Удивительный покой снизошел на меня. Я смотрела на него — и была счастлива.

— Мы прибыли во имя мира между нашими народами, — объявил Парис своим чудесным голосом. — Нас огорчило, что просьба Приама вернуть сестру была так грубо отвергнута.

— Но она довольна своей жизнью… — сказала я.

— Елена не имеет права голоса в политических делах, — резко перебил меня Агамемнон. — Только я и мой брат уполномочены вести переговоры, отнюдь не его жена.

— Я женщина и потому лучше понимаю чувства женщины, — возразила я.

— Чувства тут ни при чем! — заревел Агамемнон.

Парис и Эней хранили молчание. Я по-прежнему не сводила глаз с Париса и впервые за всю свою жизнь почувствовала, как желание пронизывает мое тело. Я хотела коснуться его, присвоить, посадить на цепь и не отпускать ни на минуту. И в то же время я не пожалела бы для него ничего, с готовностью отдала бы даже свою жизнь, если б он попросил. А между тем мы с ним еще ни словом не обменялись наедине.

О Афродита! Воистину ты самая могущественная из обитателей Олимпа. Ты поработила мои мысли, чувства, разум.

Но назад, на свободу, я не хотела. Став бесправной рабой, я почувствовала себя живой, как никогда.

Я шла к себе в комнату походкой легкой, как у нимфы. Куда подевалась усталость? Ее будто рукой сняло. Я готова была взлететь, как в день состязаний на берегу Еврота, только теперь я хотела лететь не навстречу финишу, а навстречу Парису.

Не переставая мечтать, я позволила служанкам раздеть меня. Я послушно поднимала руки вверх, чтобы они сняли платье, опускала голову, чтобы они расплели волосы.

— Дорогая царица, постель готова!

Моя служанка взяла сосуд с розовым маслом, вылила несколько капель и коснулась моей шеи.