Светлячок - Елена Тебнёва

— Он ее не забыл? — с замиранием сердца прошептала я. Теперь бы я и сама не обернулась. Но Атон сжал меня еще сильнее, словно боялся этого.

— Забыл, — тихо сказал он. — Но потом выяснились три вещи… Первое: ритуал рассчитан на неразделенную любовь и не смог начисто стереть любовь взаимную, и еженощно дракона мучили сны, разгадать которые не получалось, но они оставляли после себя непонятную тоску. Она-то и привела к тому, что он покинул клан. И второе — все усилия дядюшки оказались напрасны. С учетом первого обстоятельства даже пяти лет мало, чтобы чары закрепились и не рассеялись при одном лишь взгляде на нее при случайной встрече.

— А третье? — хрипло спросила я.

— Что? — растерянно переспросил успевший задуматься Атон.

— Ты сказал, что выяснились три вещи, но назвал только две, — спокойно ответила я, хотя в душе не чувствовала ни капли этого спокойствия.

— Ты же помнишь, что он настоящий глупец? — тоскливо уточнил Атон. — Он не так понял предсказание. Он был не угрозой, а защитой. И уйдя, пусть даже и не желая того, сам подставил ее под удар…

— А она? Она знала об этом? Он рассказал ей о предсказании и ритуале, который собирался пройти ради нее? Спросил, чего хочет она? Согласна ли рисковать им? Расстаться из-за какого-то неясного видения, которое могло и не сбыться? Отказаться от него, положившись на время и расстояние? У него хотя бы мелькнула мысль о том, что неплохо бы поделиться с ней своими страхами?!

С каждым словом во мне натягивалась невидимая тугая струна. И от одного короткого хриплого «нет» она лопнула, освобождая все мысли и чувства разом.

Из объятий я выскользнула легко — Атон не держал меня больше. И столько обреченности и боли было в его глазах, что на миг сердце протестующе дрогнуло. Но лавина эмоций вновь захлестнула с головой, и я, одарив его звонкой пощечиной, сбежала, не чуя под собой ног и глотая злые слезы.

Глупый, глупый дракон, считающий себя вправе решать за других! И не менее глупая ведьма, невзирая ни на что продолжающая его любить…

Эван, наконец-то чистый и сытый, лежал на хрустящей от свежести постели, измотанный, уставший до предела, и, как ни старался, не мог уснуть. Тело ныло, мышцы выкручивало, а разум настойчиво требовал отдыха, но все попытки так ни к чему и не привели. Слишком уж насыщенным оказался вечер, богатый не только нелепыми приключениями и встречами с родственниками, но и неожиданными открытиями. И сейчас перед мысленным взором вновь и вновь прокручивались все события от столкновения с сумасшедшей девчонкой, оказавшийся — вот уж сюрприз! — сестрой не менее сумасшедшей Каи, до серьезного разговора с Атоном, который прошел совсем не так, как того ждал и одновременно опасался Эван.

По дороге к замку он готовился ко всему. К обвинениям, крикам, некрасивому скандалу… Заслужил. А вот братские объятия его немало удивили. Оказывается, он знал Атона не так хорошо, как полагал. Упреков тоже не последовало, будто Эван не сбежал из дома, а отправился на охоту за убийцей с семейного благословения. Однако короткое «рад, что ты жив» возымело действие, какое не под силу и тысячам нелестных слов в адрес беглеца. Заворочалась до сего мига тщательно усыпляемая совесть, напомнив, что помимо брата у него еще и родители имеются. Отец уже совсем не молод, а мама… Мама есть мама, она тревожится по любому пустяку, и даже представить невозможно, что она испытала, когда ее младший ребенок отправился на поиски той, что погубила старшего. Но Эван все же попытался. Задохнулся от нахлынувшей боли и, закусив губу, резко вытер рукавом невольно выступившие слезы, заодно стирая остатки ненужного уже грима.

— Вижу, осознал, — усмехнулся Атон, внимательно следя за братом.

— Осознал, — буркнул тот, без сил падая в удобное кресло.

Хотелось есть и спать, но сначала нужно было сделать то, ради чего он и решил сдаться. Потому, залпом осушив стакан воды, он без предисловий выложил Атону все, что удалось узнать за это время. Начиная с Терреи, где он впервые увидел Каю и почувствовал несвойственные игрунье следы, напоминавшие эхо какого-то темного ритуала, и заканчивая последней встречей, когда он остался жив лишь благодаря ведьмочке.

— Насчет ритуала… Раньше такого точно не было? — спросил брат задумчиво, когда Эван замолчал и вновь налил воды из стоявшего на прикроватном столике графина.

— Точно, — уверенно кивнул Эван. — Я только из-за этого и поставил защиту, чтобы кто-нибудь не вляпался.

— Сдается мне, слишком поздно поставил, — мрачнея на глазах, пробормотал Атон.

— Сразу же, как она от меня ускользнула, — надулся Эван. — Никого там не было! Никого, кроме… — Он осекся и с ужасом уставился на брата. — Ты думаешь, что Кая…

— Что толку думать, — оборвал его Атон. — Нужно проверить. Она… странная.

— Еще какая, — фыркнул Эван. — Бегает под иллюзией, зато меня отчитывает.

— Не то, — поморщился брат. — Она не вспомнила меня при встрече в Террее. Я вспомнил, а она…

— Ты тоже странный, — помолчав, решил Эван.

Наверное, общение с ведьмами не проходит бесследно. Может, он сам тоже изменился, но пока этого не замечает?

На последней мысли, пробежавшей по кругу раз сто, не меньше, его в конце концов сморило. Но желанный сон отнюдь не был спокойным. За эти десять лет спокойные сны стали редкостью, ценимой чуть ли не превыше всего.

Я упала, споткнувшись, и только тогда очнулась от снедавшей душу боли. Огляделась в удивлении — я оказалась под старой, щедро усыпанной цветами вишней. Уголок был тихим и укромным, и вставать я не стала. Подтянулась поближе к дереву, обняла шероховатый ствол, прикрыла глаза, чувствуя, как по щекам скользят слезы, и позволяя вернувшимся воспоминаниям наполнить разум и душу.

Я должна была вновь пережить позабытое прошлое, чтобы решить, как жить в настоящем…

Трава под босыми ногами тепла и нежна, так и ласкает кожу, так и манит прилечь, но я не поддаюсь, хотя глаза и смыкаются после бессонной ночи, проведенной в поисках трав. Девчонки отсыпаются, их не влечет умытое росой свежее утро, им не шепчет запутавшийся в зеленых косах деревьев ветер, и у них не ноют в сладком предвкушении неведомо чего сердца… Счастливые.

Но я не жалуюсь. Сон витает вокруг меня, легко касаясь век; я отмахиваюсь, шагая все дальше и дальше, к затерянному в глубине леса озеру, к которому наставница нас никогда не водила и запрещала к нему приближаться. И оно открывается во всей своей красе — огромное, яркое, переливающееся щедро отданным полнолунием серебром. Завороженная, скольжу по траве к самой кромке воды, слишком студеной для купания, но желанное умиротворение, едва коснувшееся души, исчезает, и я пячусь, широко открыв глаза, чувствуя, что оказалась в кошмарном сне, не в силах отвести взгляд от человека, в полной зловещей тишине борющегося с вцепившейся в него русалкой. Здесь ее называют хозяйкой озера и не лезут в воду не столько из-за ледяной прохлады, сколько из-за скверного нрава нечисти. И не просто не лезут — стараются лишний раз даже близко не подходить.