Звездная река - Гай Гэвриэл Кей

Потом он замолчал и замер.

Внезапно в их доме стало очень тихо.

А затем:

– А! – тихо произнес мастер ритуалов. – Я понимаю.

Зеленый цвет пламени свечи исчез без предупреждения. В их доме был обычный свет, и странный запах пропал.

Мастер ритуалов потер лицо обеими ладонями, устало. Глубоко вздохнул. Отвязал веревку, связывающую ее дочь с его мальчиком. Мальчик лежал на земле. Глаза его были закрыты. Он не шевелился.

Мастер оставил его лежать там. Он дал Чжили чашку с напитком, которую заранее приготовил. Она посмотрела на него снизу, сидя на табуретке, широко открытыми глазами. Покорно взяла у него чашку, все еще дрожа, и выпила.

Мастер посмотрел на сидящую в углу Пэн.

Она увидела, что он весь взмок; волосы растрепались, взгляд был диким. Мальчик все еще не пришел в себя, лежал на полу, раскинув руки. Пэн посмотрела на него. Опустила руки, которыми все еще закрывала лицо.

– Он… он умер? – спросила она дрожащим голосом.

Мастер устало покачал головой.

– Он будет спать. И Чжили тоже скоро уснет. А потом с ней все будет в порядке. Все закончилось. Дух назвал мне свое имя, и он уйдет, когда мы сделаем еще одну необходимую вещь.

Все закончилось. Сыма Пэн заплакала, слезы медленно покатились из глаз по морщинистым щекам. Она крепко сжала ладони. Она смотрела на дочь при свете свечи, и ей показалось, что она снова видит ее. Она знала это выражение, эти глаза. Чжили тоже заплакала.

– Мама? – произнесла она.

Ей еще никогда так не хотелось ничего услышать, как это слово.

Пэн вышла из угла и прижала к себе дочь. Ее малышка снова стала самой собой, вернулась к ним.

Она ничего этого не рассказывала в течение всей своей жизни, как бы ни менялся мир.

Позже, в ту же ночь, кое-что произошло восточнее их деревни, и другие знали об этом и участвовали в этом, но никто не знал, что произошло в той комнате с зеленым светом и тяжелым запахом, где раздавались приказы и крики.

Мастер обрядов подвязал волосы и вышел из дома. Много мужчин, в том числе ее муж и отец, и бандиты, которые им помогали, ушли вместе с ним за околицу деревни по дороге, взяв с собой факелы. Чжили спала, как он и сказал. Мальчик остался лежать на полу в доме. Пэн осталась с ними обоими.

Жители деревни нашли то дерево, которое велел им найти мальчик, поглощенный демоном Чжили на время обряда. Они копали при свете факелов под звездами и полумесяцем и нашли лежащие там кости.

«Девушка была жестоко убита много лет назад, накануне своей свадьбы, – сказал им мастер, – и ее не нашли, не похоронили правильно. Ее дух вселился в Чжили накануне ее собственной свадьбы и обретения женственности».

Так он объяснил на следующее утро, при солнечном свете, когда страхи отступают с приходом дня.

Они похоронили кости. Их было всего несколько штук, дикие звери растащили остальные, потому что могила, где убийца ее спрятал, была неглубокой. Они совершили обряды, хоть и не узнали ее имени, ее семьи, откуда она родом, когда умерла. Должно быть, это случилось очень давно.

С того дня Сыма Пэн ставит свечи и молится за эту неизвестную девушку в день Праздника холодной еды.

Она овладела телом Чжили от боли и ярости, из-за страданий ее собственной неупокоенной души, а потом оставила его – оставила в целости, – когда мастер ритуалов, чье имя Пэн будет прославлять до самой смерти, пришел к ним и принес избавление в зеленом свете.

Чжили не суждено было выйти замуж, покинуть их деревню. Она отправилась служить в храме Священного пути вскоре после той ночи силы, когда светлячки поздней осени собрались (может, на запах?) у их дома, и факелы коптили на одной длинной деревенской улице, а потом над выкопанными костями у речной дороги. Она там счастлива, Чжили, она в конце концов прошла посвящение и стала одной из жриц, а не просто прислужницей.

Ее младшая сестра удачно вышла замуж в деревню к северу от них. Она умерла при родах первого ребенка, вскоре после того, как более крупные бедствия обрушились на их страну. Ребенок, мальчик, прожил очень недолго, потом тоже умер. У Пэн нет внуков ни от дочерей, ни от сына, которого призвали в армию в семнадцать лет и погнали на север. Они никогда больше его не видели после того, как за ротой на дороге улеглась пыль. Ее муж после этого стал другим человеком. Она помнит тот день, когда смотрела на уходящего от нее сына. Она видит это по ночам в тишине.

Есть предел тому, что может сделать женщина для своих детей в тяжелые, темные, полные горя времена в этом мире.

Летом степное племя цзэни с северо-востока находилось еще дальше на севере, у истока Черной реки, которая служила границей их традиционных пастбищ. Река оттуда текла на восток по холмистой и поросшей лесом местности, перед тем как впадала в море.

Лето выдалось сухое, но не опасно сухое, и стада находили себе достаточно корма. Молодой каган цзэни начинал подумывать о переходе на юго-запад, который они совершат с наступлением осени. К зиме они уже будут далеко отсюда, хоть и недостаточно далеко, чтобы уйти от острого, как кинжал, северного ветра и грядущих снегопадов, когда по ночам будут рыскать голодные стаи осмелевших волков.

Это была трудная жизнь. Но другой жизни они не знали.

Летом, сейчас, волки оставались для них угрозой, но лето давало им возможность прокормиться и не рисковать встретиться с людьми, а волки этих степей были самыми умными – и поэтому опасными – на земле. Ходило столько рассказов, и в том числе о том, как они иногда могут перейти грань между животным и человеком. Или как люди могут перейти на другую сторону и стать похожими на волков. Шаманы строили мост через эту пропасть не всегда с добрыми намерениями.

Благосклонность, доброта, безопасность, спокойствие, не были присущи этим местам ни при свете дня под высоким небом бога, ни ночью под его звездами.

Поэтому цзэни выставляли часовых, всегда. Все племена так поступали на обширных пространствах степей, простирающихся от зазубренных и поросших лесом гор недалеко отсюда на тысячи ли на запад до пустынь, где никто не мог жить, да никто и не пытался.

Это означало, что в ту летнюю ночь часовые стояли на своих постах.

О-Яню, младшему и любимому брату кагана, в то лето исполнилось четырнадцать лет. Его назначили караульным вместе с другими юношами в ту летнюю ночь. Так юношей постепенно приучали к их обязанностям. Стоять летом в карауле у лагеря возле реки было легче, чем делать то же самое в зимнюю ночь, когда волки смелее, а стада могут отойти дальше от основного лагеря племени.

Не было никаких причин ожидать более серьезной опасности, чем волк-одиночка, иногда большой кот, далеко забравшийся от своей обычной территории, которого привлекло присутствие такого количества животных, несмотря на страх перед людьми. Но коты тоже приходили по одному.