Тьма в бутылке - Юсси Адлер-Ольсен

— Поэтому я решила пока оставить тебя и остальных в покое.

Легко было сказать. Ну, а что будет, когда этот «Куркумаль» устанет от ее непрестанной болтовни и носков домашней вязки?

— Но и ты в свою очередь должен оказать мне услугу.

Такая фраза, произнесенная именно этими устами, могла означать совершенно непреодолимые проблемы.

— Мне кажется… — успел вымолвить он, прежде чем был прерван.

— Моя мама очень хочет, чтобы ты навещал ее. Она так часто тебя вспоминает, Карл, ты по-прежнему ее любимчик. А потому я решила, что ты будешь заглядывать к ней раз в неделю. Договорились? Можешь начать прямо с завтрашнего дня.

Карл в очередной раз сглотнул. Вот что и впрямь может способствовать абсолютному пересыханию мужского горла. Мать Вигги! Эта совершенно особая бабенка, которой понадобилось четыре года на то, чтобы сообразить, что Карл и Вигга поженились. Женщина, живущая в твердом убеждении, что Господь создал мир исключительно для ее удовольствия.

— Да, да, Карл, я прекрасно знаю, что ты думаешь. Но она уже не так невыносима. Только если ей не перечить.

Карл тяжело вздохнул.

— Не знаю, получится ли каждую неделю, Вигга. — Он заметил, как черты ее лица молниеносно стали резче. — Но я постараюсь.

Она протянула ему руку. Так у них повелось, что он давал ей пять всегда, когда был вынужден соглашаться на то, что для нее являлось временным урегулированием ситуации.

Мёрк припарковался в переулке у болота Уттерслев и почувствовал себя очень одиноким. У него в доме наверняка кипела жизнь, но это была не его жизнь. На работе он тоже думал о другом. У него не было никакого хобби, спортом не занимался. Карл терпеть не мог тусоваться с плохо знакомыми людьми и не испытывал настолько сильной тяги к алкоголю, чтобы напиваться для бодрости духа в пивных барах.

И вот мужчина в тюрбане навострил лыжи и сразил наповал его почти бывшую жену за более короткое время, чем требуется, чтобы взять напрокат порнофильм.

Его так называемый сослуживец не проживает по тому адресу, который он указал, так что и с ним тоже не потусуешься.

Ясный пень, ему было хреново.

Карл медленно втянул воздух болотистой местности между вытянутых губ и вновь почувствовал, как по рукам побежали мурашки, а пот прошиб его насквозь. Неужели ему сейчас опять станет ни до чего? Уже второй раз за одни сутки.

Он болен?

Карл взял мобильник с пассажирского сиденья и долго смотрел на номер, выбранный из записной книжки, значившийся под именем «Мона Ибсен». Насколько опасное предприятие?

Просидев так двадцать минут и ощущая, как учащается сердцебиение, Мёрк набрал номер в надежде на то, что воскресный вечер не является табу для сотрудника психологической помощи.

— Здравствуй, Мона, — тихо произнес он, когда из трубки донесся ее голос. — Это Карл Мёрк. Я…

Здесь он собирался сказать, что ему плохо. Что ему нужно поговорить. Но он не успел.

— Карл Мёрк! — воскликнула она, явно не слишком расположенная к контакту. — А я после возвращения домой как раз ждала твоего звонка. Так что ты как раз вовремя.

Сидеть на диване у нее в гостиной, насквозь пропитанной женским ароматом, — это ощущение было сравнимо с тем, когда он во время школьной поездки в Тольне Баккер[28]стоял позади деревянных бараков, а длинноногая девочка засунула свою руку глубоко ему в штаны. Дьявольское замешательство, и в то же время дерзкое прикосновение к запретному и возбуждение.

А Мона не какая-нибудь там конопатая дочка булочника с Альгэде, это явственно следовало из реакций его тела. Всякий раз, когда с кухни доносились ее шаги, он ощущал угрожающие удары в районе нагрудного кармана. Дьявольски неприятно. Того и гляди лишишься чувств.

Они обменялись любезностями и немного обсудили его последний приступ. Выпили по бокалу «Кампари Сода», затем, воодушевившись, еще по паре. Поговорили о ее поездке в Африку и оказались головокружительно близки к поцелую.

Возможно, именно мысль о том, что вот-вот произойдет, спровоцировала чувство паники.

Мона принесла блюдо с какими-то небольшими треугольничками, которые назвала легким ужином, но как можно было думать о еде, когда они оказались один на один, а на ней настолько сногсшибательно обтягивающая блузка?

Давай же, Карл, подумал он. Если мужик по имени Гюркамаль, который плетет из своей бороды косички, может, то ты тем более.

Он заблокировал свою жену в темнице из тяжелых коробок, в которой она должна была оставаться, пока все не окончится. Она слишком много знала.

В течение нескольких часов он слышал царапанье по полу, доносящееся сверху, а вернувшись с Бенджамином домой, — и сдавленный стон.

И только сейчас, когда он сложил все вещи мальчика в автомобиль, в чулане воцарилась полная тишина.

Он поставил в магнитолу диск с детскими песенками и улыбнулся сыну в зеркало заднего вида. Когда они проедут около часа, настанет покой. Так всегда действовала на него поездка по югу Зеландии.

Голос сестры в телефоне звучал заспанно, но она резко оживилась, стоило ему упомянуть, сколько он собирался им платить за заботу о Бенджамине.

— Да, ты все правильно услышала, — сказал он. — Три тысячи крон в неделю. Я буду изредка наведываться и проверять, что вы делаете это как положено.

— Заплати нам за месяц вперед, — ответила она.

— Хорошо, договорились.

— И, кроме того, ты будешь платить нам, как обычно.

Он кивнул про себя. Он ожидал услышать это требование.

— Я ничего не меняю. Успокойся.

— На сколько положили твою жену?

— Не знаю. Посмотрим, что будет дальше. Она действительно серьезно больна. Возможно, надолго.

Ева ни в какой форме не выразила сочувствия или сожаления. Она была не такой.

— Ты должен пойти к отцу, — строго приказала мать. Ее волосы были растрепаны, платье перекручено на талии. Значит, отец снова до нее добрался.

— Зачем? — спросил он. — Мне нужно прочитать Послания к Коринфянам к утренней молитве, отец сам так сказал.

В детской наивности он полагал, что она спасет его. Вступится за него. Отстранит от удушающих объятий отца и хотя бы в этот единственный раз предоставит ему оправдание. Чаплин — это всего-навсего игра, которую он полюбил. От этого никому нет никакого вреда. Ведь и Иисус тоже играл, когда был ребенком, они же знали это.

— Сейчас же отправляйся к нему! — Мать сжала губы и толкнула его в шею. Этот толчок столько раз предшествовал побоям и унижению.