Сакура-ян (огрызок 18 глав) - Андрей Геннадьевич Кощиенко

нет? Все, похоже, тоже думают над тем же самым вопросом, поскольку в классе устанавливается ватная тишина.

— Ага, Пак ЮнМи, — произносит учительница, таки прочитав моё имя и фамилию в заголовке документа. — Пак ЮнМи?

— Да, сабоним. — признаюсь я, поднимаясь на ноги.

— Объясни! — помахав в воздухе листом, требуют у меня.

— Это запрос из американской Национальной академии искусства и науки звукозаписи, занимающейся ежегодным вручением премий «Грэмми». Спрашивают, где я желаю получить их награду.

— Правда? — искренне удивляется учительница.

— Совершенно верно. В документе, который в ваших руках, всё написано.

Сабоним несколько секунд смотрит в листок.

— И где же ты хочешь это сделать? — поднимая голову, спрашивает она.

— Дома, госпожа.

— Думаешь, — тебе для этого дадут отпуск?

— Нет, не думаю.

— Как же тогда собираешься осуществить своё желание?

— Сейчас мой дом — тюрьма, сабоним, — улыбаясь, отвечаю я. — Поэтому, — буду просить, чтобы золотой граммофон «Грэмми» и золотую ракету «Хьюго» привезли сюда.

Аджума несколько секунд смотрит на меня. Выражение её лица меняется. Кажется, такое решение не вызывает у неё энтузиазма.

— Почему — «сюда», а не домой? — интересуется она.

Сама же только буквально вот высказала сомнения, что меня отсюда выпустят для такого мероприятия! Троллит меня, что ли?

— Тогда администрация «Анян» в этот день объявит выходной и в столовой будет праздничное меню!

После моих слов по классу пролетает довольный то ли вздох, то ли шепоток.

— Кто тебе такое сказал?! — искренне изумляется учительница.

— Разве, — не будет? — тоже стараясь удивиться как можно искренней, спрашиваю я. — Думаете, вручение высшей мировой награды музыкальной индустрии и всемирной англоязычной премии за лучшее научно-фантастическое произведение пройдут для корейской нации совершенно незамеченными? Ей это безразлично? Так?

С интересом смотрю на медлящую с ответом женщину. Похоже, она перебирает в голове варианты «развития событий», но не находит среди них подходящего для озвучивания.

— Ситуация неожиданная, — наконец, признаёт она и обещает. — Думаю, администрация «Анян» найдёт решение.

— Надеюсь, так и будет, — внутренне смеясь, с серьёзным видом поддакиваю я.

— Но, — произносит учительница, вновь помахав в воздухе бумажкой. — Почему твои документы находятся в чужих руках? Почему в классе их передают друг дружке? Почему дисциплина на моём уроке нарушена?

Вообще-то — всё из-за БонСу. Она зарабатывает себе «очки», взявшись распространять в «Анян» информацию о моём решении получить награды здесь. А письма из Америки я отдал, чтобы она могла подтвердить ими свои слова. Но объяснять истинную причину сейчас не стоит, ибо могут зачесть как «стукачество». В тюрьме лучше не болтать. Здесь в мгновение могут извратить самые безобидные слова, впрочем, как и в обычной жизни. Но только «отвечать за базар» тут приходится быстрее, чем на воле. Ибо всё происходит в коллективе меньшего размера и реакции человеческих отношений протекают стремительней…

— Просто захотела похвастаться. — объясняю я учительнице.

— Берёшь ответственность на себя? — приподнимает в ответ та правую бровь. — Если хочешь славы, отдай свои письма в музей. Там их смогут увидеть гораздо больше людей.

— Спасибо за совет, сабоним, — вежливо наклоняю я голову.

— Пожалуйста, ученица. Ты подготовилась к сегодняшнему уроку? Выполнила моё задание?

— Я старалась. — даю «обтекаемую» трактовку своей готовности.

— Представь результат своего усердия. — просит сабоним и властно кивает. — Читай новые стихи!

Чуть слышно вздыхаю и, набрав воздуха, декламирую:

Я отрастила волосы ниже плеч,

Но никто в них не запускает пальцы

Никто не станет меня беречь,

Я — чемпион одиноких танцев!

(стихи А. Гончаровой)

— Что это? — удивляется учительница, раскрывая глаза.

— Сиджо! — уверенно заявляю я. — Женская лирика, страдание, непредсказуемость — всё есть!

— Не то! — отрицательно мотает головою сабоним. — Совершенно неправильная размерность стиха и нет сладкозвучия.

— «Сладкозвучия»?

— Да. Попробуй что-нибудь другое.

Ты уходишь в закат, поджигая последний мост,

Я смотрю тебе вслед, не пытаясь найти причин.

Ну уж если это не подходит, тогда не знаю, что вообще нужно!

— Это лучше, — признаёт учительница. — Но ещё далеко до идеала.

— Я не стремлюсь к нему.

— Почему?

— Он скучен. Пару раз посмотрел и поставил на полку. В нём уже нечего улучшать, не к чему стремиться. Незавершённость порождает мысли и желание закончить или переделать. Побуждает к творчеству, сабоним.

— Странная мысль. Но твои результаты ещё далеки до того, чтобы их «поставить на полку». Тебе нужно больше практиковаться. Прочти что-нибудь ещё.

Без всякого удовольствия смотрю на учительницу. Не, конечно, могу сказать — «больше нету!». Однако я потратил прилично времени и сил, соединяя слова во всяких комбинациях. В результате получилось достаточное число забавных поэтических «уродцев», и просто жалко хотя бы раз не явить их миру. Создавал ведь. Старался. А другого случая, кроме этого урока, похоже, прочесть их просто не будет. Кому они нужны?

Обманчива наша земная стезя,

Идёшь то туда, то обратно,

И дважды войти в одну реку нельзя

А в то же говно — многократно!

(стихи И. Губермана)

— ЮнМи! — возмущённо восклицает учительница на фоне смеха за партами. — Что за лексика?!

— Это личные жизненные наблюдения, сабоним. Если вы про слово «гавно», то это ещё мягко. Правильно было использовать здесь — «дерьмо», но оно не рифмуется.

Класс впадает в веселье. Учительница сердится.

— ЮнМи! Прекрати! — требует она и говорит. — Отрицательный опыт, — это всего лишь событие, но не вся жизнь.

— А если таких «событий» много, тогда как быть?

— Тогда нужно сесть и подумать. Понять, почему они так часто происходят. Когда причина станет ясной, составить план, найти единомышленников и двигаться к цели вместе со своей командой!

— Это сложно, — отвечаю я, думая, что аджума не только литератору преподаёт. Она, похоже, здесь ещё на полставки психологом подвизается. Причём, — американской школы психологии. Душок какой-то больно знакомый от её слов пошёл…

— Почему? — вновь повторяется с вопросом сабоним.

Вздохнув, читаю ещё одно, как-то само-собой слепившееся четверостишье:

Кровь моя холодна

Холод её лютей

Реки, промёрзшей до дна,

Я не люблю людей.

(автор И. Бродский)

Воцарившееся было веселье исчезает, наступает тишина. Не оглядываясь, буквально физически ощущаю направленные на меня со всех сторон взгляды.

— Правда? — как-то немного испугано спрашивает учительница.

— А кто их любит, людей? Ну, разве кроме своих близких?

— Так нельзя, ЮнМи. Каждый человек находится в коллективе. А коллектив может существовать только благодаря взаимопониманию, дружбе и любви. В итоге выигрывают все. Иначе ничего не получится.

— У меня другой случай, — говорю я и объясняю какой:

Мне в жизни крупно подфартило

Найти свою стезю и кочку

И я не трусь в толпе актива

А выживаю в одиночку.

(стихи И. Губермана)

— И это неправильно! — сердится сабоним. — Вот именно, что выживаешь, а