Жена-22 - Мелани Гидеон

– Ммм, – мычит она.

Я вспоминаю, как Джуд смотрел на Зои. С какой тоской. С каким желанием. Точно таким же взглядом мой муж смотрит на горку жареного лука.

– Сколько эстрагона? – спрашивает Уильям.

– Две чайные ложки или одну столовую? Я не помню, – говорит Кэролайн. – А может, это вообще не эстрагон. Это может быть майоран. Посмотри на “Эпикурейце”.

Вздохнув, я берусь за ноутбук. Уильям бросает на меня взгляд.

– Не уходи. Я обязательно послушаю новости. Вот только проверю рецепт.

Я с наигранным энтузиазмом поднимаю вверх большой палец и ухожу в гостиную.

Захожу на Фейсбук, открываю страничку Люси. Исследователь-101 онлайн. Смотрю на Уильяма. Он занят – нахмурившись, высматривает что-то на айфоне.

– Так это эстрагон или майоран? – уточняет Кэролайн.

– Подожди, – говорит Уильям. – Я не могу найти этот рецепт на “Эпикурейце”. Или он был на “Фудком”?

Я вхожу в чат и быстро печатаю:

Что происходит?

Исследователь-101 отвечает всего через несколько секунд.

...

Помимо того, что наши мозги переполнены фенилэтиламином?

Я вздрагиваю. Голос Исследователя-101 звучит точь-в-точь как голос Джорджа Клуни – по крайней мере, в своей голове.

Должны ли мы положить этому конец?

Нет.

Должна ли я попросить, чтобы мое досье передали другому исследователю?

Ни в коем случае.

Вы раньше флиртовали с кем-нибудь из респондентов?

Я никогда не флиртовал ни с кем, кроме моей жены.

Господи Иисусе! Я вдруг чувствую, как пульсирующее тепло разливается между ног, и скрещиваю ноги, как будто кто-то может это заметить.

– Ну что, ты нашел? – спрашивает Кэролайн.

– “Фудком”. Две чайные ложки эстрагона, – отвечает Уильям, показывая ей свой телефон. – Ты была права.

Я сижу на диване, стараясь заставить свое сердце вернуться к нормальному ритму. Я дышу ртом. Это что, паническая атака? Уильям смотрит на меня из противоположного конца комнаты.

– Так что у тебя за новость, Элис? – спрашивает он.

– Недра и Кейт решили пожениться.

– Правда?

– Похоже, ты не удивлен?

Он молчит, а потом улыбается.

– Я удивляюсь лишь тому, как долго они думали.

70. Порой, когда я одна там, где меня никто не знает, я симулирую британский акцент.

71. Беспокоиться. Спрашивать Питера, когда он последний раз чистил зубы нитью. Бороться с желанием отбросить Зои волосы с глаз, чтобы открыть ее хорошенькое лицо.

72. Как странно было бы увидеть его черты в лицах моих детей.

Джон Йоссариан изменил свою фотографию профиля

Завтра наша двадцатая годовщина.

И какие чувства по этому поводу вы испытываете, Жена-22?

Двойственные.

Очень жаль. Я этого не хотел.

“Этого” – флирта со мной?

Вспоминаю: я тогда только поступил в колледж. Не буду говорить, в каком городе это было. Но я помню, как, попрощавшись с родителями, шел по улице, опьяненный чувством, что никто меня не знает. Впервые в жизни я был полностью оторван от всех, кого любил.

Я тоже помню это чувство. Эта оторванность приводила меня в ужас.

Вы осознаете, что будущие поколения никогда этого не испытают? Теперь с нами можно связаться в любую минуту.

И вы хотите сказать, что?..

Ваша досягаемость вызывает привыкание, Жена-22.

Это ваша рука на новом фото в профиле?

Да.

Почему вы поместили фотографию своей руки?

Потому что я хотел, чтобы вы представили себе, как она прикоснется к вашей шее.

– Мы должны заказать китайские пельмени, – говорит Питер.

– Вечно мы заказываем одно и то же. Давайте возьмем свертки из латука, – предлагает Зои. – Вегетарианские.

– Послушайте, а мы не испортим вам праздничный обед? – спрашивает Кэролайн. – Как-то это не романтично.

– У нас с Элис позади уже двадцать лет романтики, – говорит Уильям. – К тому же очень приятно вместе куда-то сходить и отметить. Вы знали, что традиционный подарок на двадцатую годовщину свадьбы – китайский фарфор? Потому я и заказал столик в “Пи-Фи-Чангс”. – Он стучит пальцем по меню. – Пряная баранина Ченг-ду. Китай.

Да, Китай. Сегодня утром я подарила Уильяму памятную фототарелку, которую заказала еще в декабре. Снимок был сделан двадцать лет назад у входа в “Фенвей-парк”[54]. Уильям стоит позади меня, его руки обвивают мою шею. Мы выглядим умопомрачительно молодыми. Не знаю, понравился ли ему подарок. К тарелке прилагалась подставка-тренога, но он просто засунул все обратно в коробку.

Уильям беспокойно оглядывается по сторонам.

– Где официант? Я хочу выпить.

– Итак, двадцать лет, – говорит Зои. – И каково это?

– Ох, Зои, что за странный вопрос? – говорю я.

– Как раз такой, какие полагается задавать на юбилеях. Серьезный. Подразумевающий подведение промежуточных итогов, – говорит она.

О чем мы думали, когда приглашали их отпраздновать вместе с нами? Если бы мы были вдвоем с Уильямом, мы говорили бы на безопасные темы – рынок облигаций или заедающая дверь гаража. Вместо этого нас собираются подвергнуть допросу, как мы оцениваем наш брак.

– Что значит “каково”? – спрашивает Уильям. – Будь конкретнее, Зои. Терпеть не могу манеру вашего поколения задавать вот такие размытые вопросы. Вы хотите, чтобы другие сделали за вас всю работу, в том числе для начала прояснили, о чем вы спрашивали.

– Пап, что за херня, – говорит Питер. – Да она просто хотела проявить вежливость.

– Питер Бакл! Это наш праздничный обед. Очень прошу вас воздержаться от употребления слова “херня”, – говорю я.

– Ладно, а что мне можно говорить?

– “Черт-те что”. “Идиотизм”. В крайнем случае, “отстой”, – предлагаю я.