Вопреки небесам - Карен Рэнни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Робби считал упрямство одной из самых неудобных черт старшего брата, но именно это качество делало Хью могущественным властителем и справедливым судьей, если он принимал решение, то уже не менял его.
Единственным оружием Робби было его собственное упрямство.
Холодок между братьями пробежал лет пять назад. Ни один из них не искал общества другого, разговаривали они только в силу необходимости, чтобы создать у окружающих впечатление братской дружбы и любви. Порой Робби задавался вопросом: переживает ли Хью это столь же тяжело, как и он?
Неудивительно, что неожиданное появление лэрда в южной гостиной, где Робби по утрам занимался со своими юными учениками, застало его врасплох. По этому случаю уроки кончились раньше, и мальчишки с веселым гулом высыпали наружу, радуясь свободе. Робби вытер испачканные мелом руки и неторопливо подошел к стулу, на котором сидел Хью. Пожалуй, лучше постоять, иначе старший брат горой нависнет над ним, подумал он и тут же устыдился этой мысли. Вряд ли разговор будет приятным, начинать его с откровенной демонстрации не стоит. Молодой человек подвинул себе другой стул и неловко уселся, не замечая жалости и сочувствия на лице Хью.
Они сидели молча, каждый думал о том, что уже несколько лет они не оказывались по своей воле в одной комнате.
Горечь отчуждения имеет обыкновение просачиваться сквозь тонкие стенки отведенного ей сосуда, пока на дне не остается лишь осадок, который люди иногда сознательно лелеют, взращивают и питают, хотя первопричина, вызвавшая горечь, давно забыта.
Ни Хью, ни Робби ничего такого не делали, но в то же время ни один из них не хотел делать первый шаг к примирению, оба были одинаково упрямы и не склонны афишировать свои чувства. Моральное превосходство не играло тут никакой роли, ибо никто из братьев на него не претендовал. Хью не умалял собственные грехи, а Робби помнил, сколь болезненно дались ему годы вынужденного монашества.
Все это не облегчало их встречу.
Прошлое в глазах обоих представало некой пропастью, которой братья страшились, пытаясь молчанием заполнить то, что не поддавалось разумному или эмоциональному объяснению.
— А ты неплохо устроился, — одобрительно заметил Хью, с интересом оглядывая комнату.
Он редко бывал здесь с тех пор, как два года назад одобрил идею Робби насчет школы. Сегодня лэрд убедился, что ненвернесским мальчишкам несказанно повезло, младший брат оказался прекрасным учителем. Терпению Робби можно только позавидовать, а когда он вызвал к доске юного Макарена и тот, смущаясь присутствием лэрда, все же ответил урок довольно бойко, учитель был горд и счастлив не меньше ученика.
— Школа помогает убить время, — небрежно бросил Робби, стараясь не выдать истинных чувств.
— Из тебя получился хороший учитель, — сказал лэрд. — Жаль, я понял это только сейчас.
— У меня был пример для подражания, — улыбнулся младший Макдональд. — Помнишь, что говорил отец? «Человек, которому нечем поделиться с другими, вызывает жалость». Учительство — один из способов делиться.
При упоминании об отце лэрд тоже улыбнулся, однако глаза его оставались печальными.
— Зачем ты пришел, Хью? — напрямик спросил Робби, поудобнее устраивая больную ногу.
«Интересно, — подумал Хью, — заговорим ли мы когда-нибудь о том дне? Узнает ли Робби, как я сидел у его постели, вцепившись в помертвевшую ступню, пока доктора кромсали живую плоть, и безудержно плакал? Или о том, сколько часов провел я в домашней часовне, молясь за любимого младшего брата? Впрочем, это не главное. Главное, что Робби остался жив».
— Так зачем? — повторил тот, выводя Хью из оцепенения.
— Мэри говорит, ты был с моей женой. — В других обстоятельствах его слова послужили бы началом к выяснению отношений, но сейчас они были произнесены и восприняты с пониманием. — Расскажи мне о ней.
Не приказ — смиренная просьба и сожаление в глазах Хью были отражением того, что чувствовал Робби.
Сидя в залитой солнцем комнате, младший Макдональд начал рассказ. Он собирался только удовлетворить любопытство Хью, но постепенно увлекся, в его голосе зазвучали желание, нежная забота и масса других чувств, которые совсем не подобает испытывать к жене брата. Но, обеспокоенный состоянием Сары, лэрд не обратил внимания на эти тонкости.
Когда Робби умолк, он вздохнул и обхватил голову руками.
— Не мучайся, Хью, ты здесь ни при чем. Такое иногда случается, винить некого.
Лэрд посмотрел на брата, и в его глазах было столько муки, что Робби невольно ему посочувствовал.
Он давно заметил, как вспыхивают щеки Кэтрин, когда она оказывается рядом с Хью, как Хью мгновенно опускает ресницы или отводит взгляд, когда вдова Сиддонс входит в комнату. Лэрд словно боялся выдать себя дрожанием рук или блеском глаз, которые, светясь радостью, делались еще больше похожими на море.
Робби был не единственным, кто заметил, насколько присутствие одного влияет на настроение другого. Но он знал кое-что еще, чего не подозревали остальные.
С самого рождения Хью был неразрывно связан с Ненвернессом. Понятие долга он всосал с молоком матери, ни разу в жизни не принял решения, которое шло бы вразрез с интересами клана. Но так было до недавнего времени. Сейчас, видя в глазах Хью муку и сожаление, чувства, столь несвойственные брату и так схожие с его собственными, Робби мгновенно угадал истину.
Хью влюбился.
Между тем лэрд не отрывал взгляд от каменного пола, устланного пестрым ковром. Этой комнатой редко пользовались с той поры, как Робби забрал ее для своей школы. Залитая ярким светом, бившим сквозь витражное окно, она казалась островком радости и счастья, резко контрастируя с мрачными думами лэрда.
Робби и Сара заслуживали его любви, внимания, преданности, а он не дал им ничего.
Кэтрин сидела неподвижно, уставившись отсутствующим взглядом в одну точку. Она не заметила, как подошел Робби, хотя тот кашлял и стучал протезом так громко, что его, наверное, услышал сам дьявол в преисподней. На лице ее было страдание, которое испытал сам Робби и о котором он старался по возможности забыть.
Молодой человек не сел рядом отнюдь не из-за своего увечья, его скорее отпугнуло выражение лица Кэтрин. Эту боль он не забудет до конца жизни.
С детства Робби обладал удивительной способностью запечатлевать в памяти определенные моменты, которые существовали параллельно основному течению жизни, словно покоились отдельно на серебряном блюде. Еще ребенком он научился заранее их угадывать, повинуясь некоему внутреннему чутью.
Увиденное им сейчас трудно было отнести к счастливым мгновениям, но Робби знал, что даже на смертном одре вспомнит Кэтрин, залитую солнечным светом, от которого ее каштановые волосы приобрели все оттенки от золотистого до коричневого. Одинокий листок, слетевший с дерева и упавший на землю.
— Кэтрин, — тихонько позвал Робби, удивленный тем, что она не замечает его присутствия.