Объект «Зеро» - Сергей Волков

Неожиданно орбитальный бомбер превратился в игральную кость и покатился по зеркальной поверхности гейм-борда. Одноглазый крупье, удивительно похожий на Лускуса, ощерился в жуткой улыбке: «Тебе же сказали: здесь все не так!» «Меченый! – беззвучно закричал я. – Теперь я знаю…»

– Сэр! Сэр! – голос Цендоржа разогнал морок, вырвав меня из власти сонной одури. Я открыл глаза – стояла глубокая ночь, поодаль потрескивал костерок, блики плясали на склонившемся надо мной лице монгола.

– Все, пора? – Я сел, отер с лица выступивший липкий пот.

– Нет, сэр. Вы кричали во сне, сэр. – Цендорж выглядел виноватым.

– Ничего, все нормально. Ты вот что… давай-ка ложись, а я покараулю.

– Но сэр… – начал было он.

– Все, отбой была команда! – прикрикнул я, поднимаясь. Мне надо было побыть одному и подумать…

Идем на восток. В голове вертится одна из любимых песенок Игоря, на стихи Киплинга:

День-ночь, день-ночь. Мы идем по Африке.

День-ночь, день-ночь, все по той же Африке.

Пыль-пыль-пыль-пыль от шагающих сапог.

Пыль-пыль-пыль-пыль – видит бог…

Он вообще любил этого старинного поэта. «За непробиваемый оптимизм», как выражался Игорь. Не знаю, не знаю… Лично я никакого оптимизма в этих стихах не нахожу.

Давно уже покинули мы долину, в которую спустились с гор. Теперь вокруг широкая степь, лишь на юге высится Экваториальный хребет. Я смотрю на него – и сердце мое начинает биться чаще. Там погиб наш красавец «Кондор». Там, в каменном гурии на краю огромной воронки, лежит Игорь. Там ворочается и крошит камни «объект зеро». Там происходит нечто, чему нет объяснения. Когда-нибудь я, мы обязательно выясним, что же творится в медейских горах. Когда-нибудь – но не сейчас. Сейчас нужно дойти до людей, чтобы хотя бы донести до них то, что знаем мы.

Мы движемся вдоль реки. Тут не такая высокая трава, вода всегда рядом, а на отлогом песчаном берегу можно найти крупных, с тарелку величиной, моллюсков, прячущихся в странных торообразных раковинах. Цендорж запекает этих «бараночников» в углях. Получается очень вкусно и сытно.

Меня здорово тревожат мысли о хрустальных червях, аллимотах и прочих хищниках. У нас нет ни оружия, ни защитных доспехов – все погибло вместе с дирижаблем. От аллимота мы еще сможем спастись, от нескольких особей хрустальных червей убежим, но если нам попадется на пути крупное скопление этих тварей, пиши пропало. Впрочем, есть вариант уплыть по реке. С другой стороны, мы не знаем, а вдруг черви умеют плавать?

В любом случае остается надеяться на лучшее. И идти. Идти быстро.

Река разлилась, до противоположного берега не менее ста метров. Вода чистая, холодная, течение быстрое. Нет ни заводей, ни стариц. Несколько раз мы видели стада альб, выходивших к реке на водопой. Когда мы пытались приблизиться к ним, они поднимали невообразимый свист и убегали прочь.

– Эти звери знают людей, сэр! – сказал мне Цендорж. – Знают и боятся.

Я уже и сам догадался, что альбы здесь, что называется, пуганые. Но кем? Ответа на этот вопрос не было, и это отнюдь не прибавляло мне уверенности.

Когда Эос начала клониться к далекому горизонту, Цендорж заметил впереди кружащихся в небе черных чаек. Спутать своеобразный, ныряющий полет этих существ с манерой летать иных крылатых обитателей Медеи трудно. Черные чайки – падальщики, а стало быть, кружатся они над какой-то мертвечиной…

Утром заметили в реке крупное животное, метров пяти длиной. Выставив черную блестящую спину, существо плыло в двух десятках метров от берега. Мы разглядели широкий ластообразный хвост, короткую шею и треугольную голову. Судя по размерам, общей эстетике и быстроте движений, перед нами явно хищник. Я вспомнил фразу из «Памятки колониста»: «Колонистам рекомендуется воздерживаться от посещения водоемов!» Теперь река уже не казалась мне спасением от хрустальных червей. Еще неизвестно, где опасней – в степи или в воде…

Черных чаек больше не видно. Остается только гадать, что стало с их добычей. На юго-востоке появились небольшие рощицы, растущие по склонам пологих возвышенностей. К обеду дошли до ручья, впадающего в реку. Чтобы переправиться, поднялись вверх по течению на пару километров. Здесь нас ждал сюрприз: по степи петляла накатанная грунтовая дорога – следы колес, помет и отпечатки лап прыгунов, а через ручей был устроен самый настоящий мост. Срубленные и обтесанные стволы незнакомых нам деревьев с темной древесиной, плотно скрепленные бронзовыми скобами, позволяли перебраться на другой берег ручья не только человеку, но и повозке. Цендорж, внимательно осмотревший все вокруг, обнаружил в бурьяне обломки клинка звенча.

Весь остаток дня, шагая по дороге, я задавал себе вопрос за вопросом – неужели за тот месяц, что прошел с момента нашего отлета, колонистам удалось продвинуться так далеко на запад? Или это дорога связывает между собой поселения шотландцев, покинувших нас еще до атаки хрустальных червей? Или это вообще не наша дорога? Дорога хозяев «объекта зеро»?

От этой мысли сделалось не по себе, сразу вспотели ладони.

«Стоп, стоп, – я попытался успокоиться. – Цендорж же нашел кусок лезвия звенча. Стало быть, все-таки люди, причем не просто люди, а колонисты. Свои. И скоро, совсем скоро мы их увидим».

Переночевали на берегу реки, а утром продолжили путь. Но не прошло и часа, как перед нами встала дилемма – куда идти. Дело в том, что река свернула на север, тогда как дорога уходила на восток.

С одной стороны река – это гарантированный источник воды и пищи. С другой, дорога обязательно приведет к тем, кто ее торил в этой дикой степи. Как всегда, когда возникала проблема принятия решения, я посоветовался со своим спутником. Монгол думал недолго.

– По дороге день пройдем – смотреть будем. Людей нету – назад пойдем, к реке. Без воды плохо, – уверенно сказал Цендорж.

Я хотел было спросить у него, что он думает про дальнейшие наши перспективы, и вдруг понял, что это будет глупый в нашем положении вопрос. Планировать что-то, находясь на практически необитаемой планете, без энергии, без оружия и связи, бессмысленно. День прожили – слава богу. Два – двойная слава.

Оставив реку за спиной, мы двинулись на восток и вскоре наткнулись на совершенно немыслимое, невероятное сооружение. Нашу грунтовку наискось пересекала широкая, никак не менее двух метров, металлическая лента, состоящая из заглубленных в почву блоков сантиметров по двадцать толщиной и метра по полтора длиной. Посередине проходил глубокий паз с зубчатым дном, по краям виднелись еще два таких же, но без зубьев. Начиналась эта странная дорога где-то в бескрайних степях на северо-востоке и уводила за высокий холм. Грунтовка вела в том же направлении, но не в обход холма, а через его вершину.