Тайна точной красоты - Сергей Бакшеев

– Конечно одна.

– Да-да, он еще спал, ты говорила.

– Как я стала собираться, сразу вскочил. Поговорил по телефону и умотал. Представляете? И это в субботу! – Татьяна вздохнула. – Бизнес, бизнес…

– Ты еще про книжку упомянула. Старую, про теорему Ферма. Откуда она у него?

– Так вы же сами ему подарили, Валентина Ипполитовна! Еще в школе. Феликс детективов не читает, говорит, что математические загадки интереснее. А в чем дело?

– Показалось, – небрежно шевельнула здоровой рукой учительница. Вновь зашуршали страницы каталога. На одной из фотографий она задержалась и воскликнула: – Вспомнила! На часах была буква М, как у "Макдональдса". Вот!

Татьяна Архангельская взглянула на модель, на которую указывал палец учительницы. Это были швейцарские часы марки "Maurice Lacroix". Ее сердце тревожно забилось. Она прекрасно знала, что у Феликса были точно такие же.

– На вас… Вас толкнул человек с такими часами?

– По крайней мере, он не пытался меня удержать.

– Вы точно помните?

– Буква М с закругленным верхом очень похожа на те, что вешают над "Макдональдсами". Поэтому она мне и врезалась в память. А что?

Вишневская внимательно наблюдала за бывшей ученицей.

– Ничего. Это дорогие часы. Не у каждого они есть.

– Тем лучше. Помнишь, Виктор Стрельников говорил, что если редкие…

– Легче будет найти хулигана.

– Или преступника, который заранее это спланировал.

– Преступника? – Архангельская вздрогнула. – Кому вы могли помешать?

Валентина Ипполитовна припомнила задачку о лампочке и трех выключателях. Трое подозреваемых на букву Ф и убийство. Два "выключателя" она уже дернула. По-видимому, безрезультатно. А вот третий…

В тот день ей так и не удалось посмотреть видеозапись камер метрополитена. Если третий Ф засветился в этом районе в день убийства Софьи Даниной, то не осталось бы почти никаких сомнений. Запись обещал посмотреть Виктор Стрельников. Возможно, он уже это сделал.

Не поднимая глаз, Вишневская попросила:

– Татьяна, позвони, пожалуйста, Стрельникову, скажи о марке часов. Я такую модель даже не выговорю.

– Конечно позвоню.

Валентина Ипполитовна решила сменить тему разговора.

– Как ты думаешь, когда меня выпишут из больницы?

– Думаю, что скоро.

– Как поживает Феликс? Какой сюрприз он привез тебе из Испании?

– Большой, очень большой, – грустно ответила Архангельская.

– Не хочешь говорить?

– Он купил там дом.

– Вот это сюрприз! Почему так безрадостно?

– Феликс предлагает уехать туда. Хотя бы на время.

– Зачем?

– У него в Питере возникли сложности. Хочет переждать.

Женщины задумались. Вишневская об услышанном. Татьяна Архангельская о часах "Maurice Lacroix", о странном возбужденно-пугливом поведении мужа после возвращения из Испании, о его категорическом нежелании навестить старого друга Константина Данина.

– Что вам привезти в следующий раз? – задала перед уходом дежурный вопрос Татьяна.

Вишневской показалось, что бывшая ученица не слушала ее ответ.

Мягко скрипнула вытертая до белизны кожа старого дивана. Константин поднялся с излюбленного места, прошлепал на кухню. На полу местами сохранился белый контур, неумело стертый им по возвращении из милиции. Находиться в квартире одному Данину было непривычно. Хотя он любил одиночество и с детства предпочитал затворничество любой компании, но всегда где-то рядом находилась мать или жена, которые решали мелкие бытовые вопросы.

Недавно в его жизни появился новый близкий человек. Даже два. Мысли о них порой мешали Данину сосредоточиться на математике. Сначала это раздражало, его разум пытался упрятать нахлынувшие чувства в непроницаемый панцирь, но трогательная нежность, как тонкий росток к свету, пробивалась сквозь любую толщу. И всему виной были детские глаза, как две капли воды похожие на него.

Данин вспомнил, что давно не ел. Решив сварить пельмени, он повернул ручку газовой плиты и стал искать спички. В дверь требовательно позвонили. "Наверное это они", – мелькнула радостная мысль. Данин поспешил в коридор и открыл замок.

Створка распахнулась мгновенно. В квартиру ворвались трое здоровенных мужчин в белых халатах.

– Газом пахнет, – выкрикнул один из них. – А говорили, что он хочет выброситься из окна.

– Дом решил взорвать! – рявкнул другой и без церемоний схватил Данина за шею.

Он ловким движением вывернул голову так, что Данин стал совершенно беспомощным. Математика выволокли из парадного, босиком по лужам протащили к машине с красным крестом, впихнули внутрь. Кто-то швырнул следом свалившиеся тапочки, но обуться в скрюченном состоянии было невозможно. Клацнула железная дверца, заурчал двигатель.

Вскоре Данин оказался в помещении, отдаленно напоминавшем больницу. Появилась медсестра с ампулой и шприцем.

– Что это? – спросил Константин.

– Ты меня разозлить хочешь! – заорал санитар, профессионально скрутил шею и придавил к клеенчатому топчану.

– Не нервничайте, больной. Сейчас вам станет лучше, – зловеще пообещала медсестра.

Под локоть уколола игла. Жидкость колючей проволокой просочилась в вену. Данина вздернули за шиворот, протащили по коридору и впихнули в облезлую палату с зарешеченными окнами и дверью на замке. Из угла нестерпимо воняло. Там располагался туалет.

– Раздевайся! – приказал санитар. Под ноги упала драная больничная пижама.

– Где я? – испуганно спросил Данин.

Краснорожий санитар больно заломил пальцы. Он готов был их сломать, словно косточки жареного цыпленка, и с таким же удовольствием.

– Ты будешь переодеваться или нет?

Санитары силой сорвали домашнюю одежду. Пятеро постояльцев палаты безучастно наблюдали за происходящим. Голому Данину пришлось облачиться в пижаму.

– Почему я здесь? – вяло спросил математик, постепенно ощущая, как тело охватывает волна равнодушия.

– Укола ему мало!

Данина толкнули на свободную кровать. Грудь и ноги обхватили жесткие ремни. Санитары затягивали их с удовольствием. Вновь появилась хмурая медсестра, подсунула пластиковый стаканчик.

– Пей!

Математик стиснул зубы.

– Да чё с ним церемониться.

Санитар зажал нос, не давая дышать. Его небритые щеки растянулись в кривую ухмылку. Когда Данин разжал губы, медсестра ловко влила ему противную жидкость. Данин чуть не захлебнулся. А вскоре сознание покинуло его.