Демоны Хазарии и девушка Деби - Меир Узиэль

«Тебе не кажется?»

«Нет. Обычный язык. Ты сильно напряжена. Не бойся, никто здесь тебе не сделает ничего плохого».

Между тем приблизились остальные, не занимавшиеся цветом и тонкостью языка пастуха.

«Хотите молока? – Спросил пастух. – Хотите вина?»

«Нет. Хотим, чтобы ты сыграл нам «Владыку мира», – не унимался Ханан, и все закричали: «Ну, хватит уже с глупой твоей шуткой».

Ханан засмеялся.

«Ну, просто так, про-о-сто», сказал он бесу, который обернулся пастухом. Не знал Ханан, что именно из-за этой глупости с троекратным повторением слов «Владыка мира», совершенно случайно, бес не смог сделать того, что собирался сделать – превратить четырех парней в коров.

Таким образом, книгу эту можно продолжать.

«Ладно», – сказал пастух. Краем глаза он со страхом заметил, что кончик его черного талеса с красными полосами виден из-под куртки, быстро заправил его движением рук за пояс. – Ладно, кто вы такие?»

Он, в общем-то, знал, кто они, но, встречаясь с людьми, следует с ними затеять разговор.

Кратко, но по делу, рассказали ему о себе, о своих планах уничтожить князя тьмы Самбатиона. Они пытались изобразить из себя героев, ибо им надоело слышать от всех и всякого, что они не в порядке. Поэтому, дойдя до плана уничтожения Самбатиона, они явно перестарались в хвастовстве, как будто уже решили и как будто делали что-то в этом направлении раньше. И пастух, мы уже знаем, кто он, усмехался про себя. Но ужасный гнев таился в этой затаенной усмешке. Они победят князя тьмы, эти клоуны? Эти импотенты?

Он знал об истинном желании Ханана – вернуться в ешиву, и он знал, что Ханан вернется туда еще вечером этого дня, и будет всю ночь идти во тьме. Он знал всё. Ну, в общем-то, не всё, но достаточно много. И он знал, что никто из этих, рассказывающих байки, его не победит. Быть может, не было никакой причины его уничтожить, но кто любит слышать, как они, с издевкой и насмешкой, говорят о том, как его убьют?

«Нам надо добраться до реки Клилы, которая приведет нас к реке Саркил», – сказал Товияу. Он не был из тех, которые склонны брать на себя командование, но видел, что ничего не сдвинется, если он не начнет:

«Сказали нам, чтобы мы остерегались какой-то старухи и всё время справлялись о дороге. Мы вообще не знаем, куда пришли в этом тумане». Это было слишком много слов для Тувияу, и он замолк.

«Ну, это несложно, – сказал пастух, – когда вы доберетесь до ручьев, текущих на север, то есть левее от вас, и ведущих к малому озеру и островку, на котором обитает старуха, не идите вдоль ручьев, а пересеките их. Увидите поток, текущий вправо, идите вдоль него и придете к реке».

«Правее, правее», – бормотал про себя Тувияу, пытаясь сосредоточиться и точно определить, где это – правее.

Остальные это знали также, как вы, дорогие читатели и читательницы, где влево, где вправо, где вверх, где вперед и где назад.

«Ну, пошли», – торопила Тита, думая про себя, что Олег бы уже не ждал. От мысли об Олеге ёкнуло сердце.

Двинулись в путь, и Ханан всё напевал «Владыку мира», и это приводило к сильной изжоге пастуха, и потому он поспешно поднялся и сказал: «И мне надо идти». Торопливо, не попрощавшись, он исчез в тумане. Ханану показалось, что он увидел край черного талита с красными полосами за миг до исчезновения пастуха в молоке тумана.

«Что это?» – спросил он себя и сам себе попытался ответить: ничего. Жаль, что многие торопятся ответить себе «ничего», услышав шорохи в ночи, заметив подозрительные предметы или подозрительных людей. Эти, что не говорят себе «ничего», вскакивают при любом подозрении, хотя это и кажется глупым – бежать за исчезающим в тумане пастухом ли, бесом, потребовать от него немедленно остановиться. Именно они не дают бесам реализовать свои гнусные замыслы.

Всадники двигались в ритме песни Ханана. Они также присоединились к пению. И Тита. Ей понравилась удивительная мелодия этой песни.

Вот, уже почти семидесятая глава, а они, эти простаки, с трудом одолели половину пути. Не собираюсь, конечно же, подробно описывать каждый день их путешествия, и всего, что приходило им на ум, и тех моментов, когда у Песаха или Ханана возникало желание овладеть Титой, когда они размышляли об ее бедрах.

Держали они поводья, приблизив головы к головам коней, и шли.

Думали кони: уф, ужасно раздражает эта ходьба. Так медленно. И так влажно в воздухе. Где эта пустыня, где эти дали, где эта скачка, когда хазары орут на наших спинах, и запах битвы и победы – перед нами. Что для нас эти степи и холмы в скачке от одного края Хазарии до другого ее края, как в те времена, когда еще не было здесь Израиля, и мы были свободны, носясь табунами, видя своих матерей под покровительством их повелителей – отцов, геройских коней, которые овладевали кобылицами.

Думал Гедалияу, и челюсти его сжимались в ожидании решения в создавшейся ситуации: сегодня нам ужасно не везет. Сможем ли найти место привала до наступления ночи. Что это все пугают ожидающим нас судом? Надо сообщить моему дяде, отцу Тувияу, он вытащит нас из этого дела. Есть еще влияние семьи Каплан в этой империи.

Утром выскочил прыщик, и я так хочу выжать из него гной. Нельзя это делать, нельзя. Но даже если его не сорву, появятся и другие. Это все от беспорядочного питания в этом бесконечном путешествии. Кончим это дело, вернусь домой, и начну нормально питаться. Кто захочет меня таким, какой я сейчас? Придется, в конце концов, идти к проституткам. Поймают меня, и я человек конченный, ибо что я скажу семье нареченной мне Лили?

Думал Тувияу: я объясню им, что никто не предупредил нас об опасностях, ожидающих нас в пути. Это не наша вина. Нас вообще не подготовили. Если бы они описали нам все опасности и трудности пути, эти высокомерные графы и их этот хвастливый агент, который соблазнял нас походом, если бы мы все знали наперед, мы бы сказали, во всяком случае, я бы сказал, что извиняюсь, не могу брать на себя участие в таком деле. Я действительно глубоко сожалею, что дети были украдены и женщины убиты, и я хочу за этот заплатить, И, конечно же, я не прошу коня, которого граф мне обещал. Я отказываюсь от него.

Так Тувияу готовился к защите на суде, оттачивая ответы и справедливые убеждающие доводы. Сработает ли это, думал Тувияу Каплан. Если нет, мой отец придет и объяснит всё. Что поделаешь, иногда они не хотят слушать молодого парня, но лишь придет кто-то известный, обладающий влиянием, и они ведут себя по-иному. Такова гнусная подоплека жизни. Все-лицемеры.

И он стал напевать тихим голосом печальную чудесную песенку тех времен, слова которых по силе превышали всё, написанное о депрессии когда-либо, ибо написаны были не человеком, а высшими ангелами, и слова почти сжигали бумагу, на которой были начертаны:

Ночь эта обложит меня мраком глубоким Всего года, каждого дня. В эту ночь я буду бобылем одиноким. Не являйтесь успокаивать меня.