Плач в ночи - Мэри Хиггинс Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его лицо затвердело.
— Дженни, когда ты прекратишь неверно толковать мои слова? Я был добр к тебе. Я перевез тебя с детьми из жалкой квартирки в этот прекрасный дом. Я подарил тебе драгоценности, одежду и меха. У тебя могло быть все, что душе угодно, и все же ты позволила Кевину Макпартленду общаться с тобой и вызвать скандал. Уверен, в округе нет ни единого дома, где нас не обсуждали бы каждый вечер за ужином. Я прощаю тебя, но ты не имеешь права злиться на меня, подвергать сомнению все, что я ни скажу. А теперь пойдем наверх. Думаю, настала пора переехать обратно к тебе.
Его ладони сомкнулись на ее руках. Все тело Эриха застыло. Было в нем что-то пугающее. Смутившись, Дженни отвела глаза.
— Эрих, — осторожно заговорила она, — мы оба очень устали. Долгое время у нас был стресс. Думаю, тебе стоит снова начать рисовать. Ты заметил, что после рождения малыша совсем мало ходил в хижину? Спи сегодня у себя, а утром отправляйся пораньше. Но оденься потеплее - на улице, наверное, сейчас очень холодно.
— Откуда ты знаешь, что холодно? Когда ты была на улице? — быстро и подозрительно спросил он.
— Эрих, ты же знаешь, что не была ни разу.
— Так откуда тебе знать?..
— Тсс, слушай...
Сверху донесся плач.
— Это малыш.
Повернувшись, Дженни побежала по ступенькам, Эрих за ней. Младенец размахивал ручками и ножками, лицо у него было мокрое. На глазах у них он принялся сосать сжатый кулачок.
— О, Эрих, смотри, у него настоящие слезы, — наклонившись, Дженни осторожно взяла мальчика на руки. — Иди ко мне, Тыковка. Я знаю, ты проголодался, мой любимый ягненочек. Эрих, он становится сильнее.
За спиной у Дженни закрылась дверь. Эрих вышел из комнаты.
Дженни снился голубь. Почему-то он казался зловещим. Птица летала по дому, а Дженни нужно было поймать ее. Голубю нельзя в дом. Он устремился в комнату девочек, а она последовала за ним. Голубь неистово кружил по комнате. Он вырвался у нее из рук и, хлопая крыльями, очутился в комнате малыша. Устроился на колыбели. Дженни заплакала - нет, нет, нет.
Проснувшись в слезах, она поспешила к мальчику. Тот спокойно спал.
На кухонном столе Эрих оставил записку: «Внял твоему совету. Несколько дней буду рисовать в хижине».
За завтраком, оторвавшись от каши, Тина спросила:
— Мама, почему ты не поговорила со мной, когда ночью пришла в мою комнату?
В тот день после обеда зашла Руни, и именно она первой заметила, что у младенца жар.
Руни и Клайд провели рождественский ужин вместе с Мод и Джо.
— У Джо все путем, — сообщила Руни. — Они с Мод после больницы отправились во Флориду и там прямо расцвели. Оба такие загорелые и здоровые. В следующем месяце Джо снимут шину.
— Это хорошо.
— Ясное дело, Мод говорит, что счастлива быть дома. Сказала, Эрих был так щедр к ним. Но, наверное, ты сама это знаешь. Он до цента оплатил медицинские счета и еще дал им чек на пять тысяч долларов. Написал Мод, что чувствует себя ответственным.
Дженни, которая сшивала последние лоскутки одеяла, подняла взгляд:
— Ответственным?
— Не знаю, о чем он. Но Мод призналась, ей не по себе оттого, что малыш болеет. Говорит, она помнит, как говорила тебе ужасные слова.
Дженни помнила те ужасные слова.
— Наверно, Джо признал, что тем утром у него было похмелье; настаивает, что спутал яд с овсом.
— Джо так сказал?
— Да. Короче, думаю, Мод хотела, чтобы я передала тебе ее извинения. Я знаю, что когда на прошлой неделе они вернулись, Джо пошел и сам поговорил с шерифом. Джо и вправду расстроен из-за слухов вокруг несчастного случая с ним. Знаешь, из-за той чуши, когда он сказал, будто видел тебя. Говорит, не знает, почему вообще это брякнул.
«Бедный Джо, — подумала Дженни. — Пытается исправить непоправимое и делает только хуже, все взбаламутив».
— Господи, Дженни, еще капельку - и ты закончишь одеяло. Тоже красивое. Нужно было терпение на него.
— Мне понравилось шить его, — ответила Дженни.
— Ты повесишь его в столовой, рядом с лоскутным одеялом Каролины?
— Не думала об этом.
Сегодня Дженни ни о чем особо не думала, кроме вероятности того, что она страдает лунатизмом. Во сне она пыталась выгнать голубя из комнаты девочек. Но была ли она на самом деле в их комнате?
За последние несколько месяцев было слишком много таких случаев. В следующий раз она поговорит об этом с доктором Элмендорфом. Может, ей действительно необходима консультация.
«Я так боюсь», — подумала она.
Дженни начала сомневаться в том, простит ли ее когда-нибудь Эрих за дурную славу, причиной которой она стала. Как бы они оба ни старались, все идет наперекосяк. И, что бы ни говорил Эрих, подсознательно он не уверен, что ребенок - его. Она не сможет с этим жить.
Но малыш был Крюгером и заслуживал лучшее медицинское обслуживание, какое ему могло дать богатство Эриха. Когда мальчику сделают операцию и он поправится, если дела не пойдут лучше, Дженни уедет. Она представила жизнь в Нью-Йорке, работу в галерее, детский сад, как она забирает детей и торопится домой приготовить ужин. Будет нелегко. Но в жизни все нелегко, а многие женщины справляются с этим. И это будет лучше, чем ужасное чувство изоляции, ощущение, словно она теряет связь с реальностью.
Ночные кошмары. Лунатизм. Амнезия. Возможна ли амнезия? Когда Дженни жила в нью-йоркской квартире, у нее не было таких проблем. К концу дня она уставала до посинения, но всегда засыпала. Возможно, катастрофически не хватало времени на девочек, но теперь на них нет времени вообще. Она так боится за сына, а Эрих по-прежнему быстро забирает девочек, увозит их на прогулки, в которых она не может или не станет участвовать.
«Я хочу уехать домой», — думала она. Дом - это не какое-то определенное место, может, даже не особняк и не квартира. Дом там, где ты можешь закрыть дверь и побыть в мире.
На этой земле. Даже сейчас. Падает снег, дует ветер. Дженни нравилась суровая зима. Она представила дом таким, каким начала его делать. Тяжелые портьеры сняты, стол у окна, друзья, которых она думала найти, вечеринки, которые она устраивала бы по праздникам.
— Дженни, ты такая грустная, — вдруг сказала Руни.
Она выдавила улыбку:
— Просто...
Ее голос затих.
— Это лучшее Рождество, какое у меня было после отъезда Арден. Смотрю, как счастливы дети, помогаю тебе с малышом...
Дженни осознала, что Руни никогда не звала мальчика по имени.
Она подняла лоскутное одеяло: