Ведьмы за границей - Терри Пратчетт

— Вовсе нет, госпожа Ветровоск. Поверь, я именно та, за кого себя выдаю. Так же, как и ты.

— Это ты нас сюда привела?

— Ни в коем случае. Вы пришли сами. По собственной воле. Чтобы помочь кое-кому, верно ведь? И никто вас не заставлял. Вы целиком и полностью следовали своим желаниям — я права?

— Верно говорит, — согласилась нянюшка. — Будь это магия, мы бы сразу почувствовали.

— И то правда, — кивнула матушка. — Сюда нас насильно никто не гнал, сами пошли. Но какова здесь твоя роль, а, госпожа Гоголь?

— Я не играю никаких ролей, госпожа Ветровоск. Просто хочу получить свое. Хочу справедливости. А еще я хочу остановить ее.

— Кого это ее? — спросила нянюшка Ягг. Лицо матушки напоминало застывшую маску.

— Ее. Ту, которая стоит за всем этим, — пояснила госпожа Гоголь. — У дюка куриные мозги, сам бы он ничего не смог. Нет, госпожа Ягг, я имею в виду ее. Ее и зеркальную магию. Ее, то есть ту, которая любит всем управлять. Ту, которая реально стоит у руля. Ту, которая играет с судьбой. Ту, о которой госпожа Ветровоск прекрасно осведомлена.

Нянюшка Ягг была явно сбита с толку.

— Эсме, о чем это она? — повернулась нянюшка к подруге.

Но матушка лишь пробормотала себе под нос что-то невнятное.

— Чего? Не расслышала, — отозвалась нянюшка. Матушка Ветровоск подняла голову. Лицо ее покраснело от гнева.

— Она говорит о моей сестре, Гита! Тебе ясно? Расслышала? Поняла? О моей сестре! Или повторить? Хочешь знать, о ком она говорит? Может, тебе еще написать? О моей сестре! Вот кого она имеет в виду! Мою сестру!

— Они и в самом деле сестры? — спросила Маграт.

Ее чай остыл.

— Не знаю, — ответила Элла. — Но уж очень они… похожи. И большую часть времени неразлучны. Однако я чувствую, как они непрестанно следят. Они очень здорово умеют следить.

— И они заставляют тебя делать всю работу?

— Да нет, в общем-то, мне приходится лишь готовить для себя и для остальной прислуги, — пожала плечами Элла. — А прибраться и выстирать белье мне совсем не трудно.

— Значит, себе они готовят сами?

— Вряд ли. Правда, после того как я ложусь спать, они ходят по дому. Крестная Лилит говорит, что я должна быть добра к ним и жалеть их, потому что они не могут говорить. А еще я должна следить за тем, чтобы у нас в погребе всегда было много сыра.

— Они не едят ничего, кроме сыра? — удивилась Маграт.

— Не знаю… — растерянно произнесла Элла.

— В таком старом доме, наверное, много мышей и крыс. Видимо, они-то этот сыр и съедают.

— Знаешь, как ни странно, — ответила Элла, — я ни разу не видела тут ни единой мышки.

Маграт вздрогнула. Она вдруг почувствовала, что за ней следят.

— А почему ты просто не уйдешь? Лично я бы так и поступила.

— Куда? К тому же они всегда меня находят. Или посылают за мной кучера и конюхов.

— О боги!

— Скорее всего, они думают, что рано или поздно я с радостью выйду замуж за кого угодно, лишь бы избавиться от бесконечной стирки, — промолвила Элла. — Вряд ли одежду принца когда-нибудь стирают, — жестко добавила она. — После такого одежда не отстирывается, лучше сразу ее сжечь.

— А на самом деле ты хочешь сделать собственную карьеру, — ободрительно заметила Маграт, чтобы поддержать бедняжку. — Ты хочешь быть самостоятельной. Хочешь эмансипироваться.

— Э-э, ну не знаю… — ответила Элла, причем очень осторожно, поскольку фей-крестных ни в коем случае нельзя обижать, ведь это страшный грех.

— Хочешь, хочешь, — убежденно произнесла Маграт.

— Правда?

— Да.

— Ох.

— Нельзя выдавать девушку замуж против ее желания.

Элла откинулась на спинку стула.

— А ты давно фея? — спросила она.

— Э-э… Ну… В принципе…

— Вчера привезли платье, — перебила ее Элла. — Оно сейчас в большой гостиной на специальной подставке, а то вдруг помнется. Нет, оно должно быть идеальным. Карету специально покрыли лаком. И наняли дополнительных лакеев.

— Да, но, может…

— По-моему, мне все-таки придется выйти замуж за этого человека, — заключила Элла.

Матушка Ветровоск расхаживала взад и вперед по верандочке из плавника. От ее топота содрогалась вся хижина, и от свай во все стороны расходились круги.

— Да откуда тебе ее помнить?! — разорялась она. — Наша мать выгнала ее из дому, когда ей только-только тринадцать исполнилось! Мы обе тогда пешком под стол ходили! Но я прекрасно помню те ссоры! Слышала их, лежа в постели! Она была настоящей распутницей!

— Когда мы были помоложе, ты и про меня говорила, что я распутница, — напомнила нянюшка.

Матушка запнулась, на мгновение растерявшись. Но потом раздраженно отмахнулась.

— Ну говорила, — мрачно пробормотала она. — Но ты в отличие от нее чар ни на кого не напускала.

— Просто ни к чему было, — радостно ответила нянюшка. — Платья с глубоким вырезом более чем достаточно.

— С глубоким вырезом и коротким подолом, насколько мне помнится, — буркнула матушка. — Но она пользовалась всякими заклятьями. Притом не обычными, нет! И всегда все делала назло!

Нянюшка Ягг уже собиралась было съязвить что-то вроде: «Да неужели? Хочешь сказать, она была не столь покладистой и скромной, как ты, Эсме?» Но вовремя прикусила язык. Не стоит играть со спичками на пиротехнической фабрике.

— Ужас, сколько жалоб было! — хмуро проговорила матушка. — Что ни день, так очередной папаша жаловаться заявляется.

— А вот насчет меня никто никогда не жаловался, — с гордостью заметила нянюшка.

— И еще она вечно смотрелась в зеркало, — продолжала матушка. — Гордая была, как кошка. Всегда предпочитала смотреть в зеркало, а не в окно.

— И как ее звали?

— Лили.

— Милое имечко, — заметила нянюшка.

— Сейчас она называет себя по-другому, — встряла госпожа Гоголь.

— Ну еще бы!

— И она, выходит, заправляет всем городом? — уточнила нянюшка.

— Уж что-что, а покомандовать она всегда любила!

— А на кой ей командовать городом-то? — не поняла нянюшка.

— У нее свои планы, — ответила госпожа Гоголь.

— Была ли она тщеславной? Да еще какой! — воскликнула матушка, обращаясь, очевидно, ко всему миру в целом.

— И ты знала, что она здесь? — спросила нянюшка.

— У меня было предчувствие! Зеркала!