Древний Аллан. Дитя из слоновой кости - Генри Райдер Хаггард

Она не знала, и никто из нас не знал, пока наконец мы не встретили миссис Эттерби-Смит, которая искала дочь.

Если бы я оказался вором, она не отнеслась бы ко мне с большим подозрением. Но, как бы то ни было, она знала дорогу вниз. К моей радости, я нашел там моего старого друга, Скрупа и его супругу, оба они стали крепче и старше, но остались такими же веселыми, как и раньше. После этого семья Смитов была уже мне не страшна.

Кроме того, здесь был пастор местного прихода доктор Джеффрис и его невероятно молодая жена, на которой он женился совсем недавно. Это было маленькое создание с пышными волосами, круглыми глазками и веселыми дерзкими манерами. Вместе они выглядели как индюк и цыпленок. Я помнил доктора очень хорошо, и, к моему удивлению, он тоже помнил меня, возможно, потому, что леди Регнолл, в спешке пригласив его встретить семью Смит, упомянула, что я тоже буду. Наконец, тут был помощник приходского священника, темноволосый молодой человек, который, судя по его виду, находился в размышлениях над секретами времени и вечности, хотя, возможно, просто думал о предстоящем обеде или завтрашней службе.

Итак, мы стояли в хорошо знакомой нам гостиной, где я впервые познакомился с Харутом и Марутом, там же впервые появилась очаровательная мисс Холмс, которая впоследствии стала леди Регнолл. Скрупы, Джеффрис и я оказались в одной группе, Эттерби-Смиты – в другой, словно армии, готовые атаковать друг друга. Между нами, рефлексирующий и нерешительный, стоял помощник приходского священника, который соблюдал нейтралитет.

Вскоре, извинившись за опоздание, появилась леди Регнолл. По какой-то причине, известной только ей самой, она сменила платье, как будто это был важный званый вечер. Я не берусь утверждать, что это было – просто ли озорство и желание показать бриллианты, которые миссис Эттерби-Смит никогда не получит, или что-то большее? Во всяком случае, она стояла, яркая и красивая, и улыбалась, глядя на нас.

Подошло время обеда, и я во второй раз прошел в большой зал в компании леди Регнолл. Доктор Джеффрис шел вместе с миссис Смит, папа Смит сопровождал миссис Джеффрис, которая была похожа на греческую девушку, шествующую на обед в сопровождении Минотавра. Скруп шел с одной из мисс Смит, одетой в розовое боа, а Арчибальд вел миссис Скруп, которая строила рожицы через его плечо.

– Вы выглядите такой красивой и величественной, – прошептал я леди Регнолл, пока мы следовали за остальными на безопасном расстоянии.

– Я рада, – ответила она, – я имею в виду красоту. А насчет величественности, эта ужасная женщина все время пишет мне про бриллианты Регнолла, поэтому я подумала, что надо бы их надеть, чтобы она увидела их в первый и последний раз в жизни. Знаете, я не надевала их с тех пор, как Джордж и я появлялись при дворе. И должна сказать, что никогда не надену их снова.

Я пристально взглянул на нее и, засмеявшись, заметил, что она ужасно вредная.

– Думаю, вы правы, – ответила она, – но я ненавижу этих людей, которые столь напыщенны и грубы, и к тому же они испортили мне вечер. Я хотела выйти в платье, которое надевала, будучи Исидой на земле кенда. Я отнесла его наверх, и вы увидите меня в нем до вашего отъезда. Однако я подумала, что они сочтут меня сумасшедшей, поэтому не надела. Доктор Джеффрис, вы не прочитаете молитву?

Это был один из самых приятных обедов, на которых я когда-либо присутствовал. Я сидел между хозяйкой и миссис Скруп, остальные были далеки от нашего разговора. Арчибальд неожиданно оказался неразговорчивым, Скруп на другой стороне стола развлекал невинную мисс Смит в розовом боа выдуманными историями об Африке. Нас с леди Регнолл никто не тревожил. Однажды так уже случилось за этим столом.

– Разве не странно, что мы снова сидим за этим столом спустя столько лет? За одним лишь исключением – вы сидите на месте моей бедной матери. Когда тот ученый джентльмен убедил меня, что вы не просто живы, но находитесь в Англии, в то время как я считала вас погибшим, я была готова обнять его.

Я раздумывал над ответом, но ничего не сказал, хотя она, как обычно, прочитала мои мысли, потому что я увидел ее улыбку.

– Правда в том, – продолжала она, – что я единственный ребенок в семье, у меня нет настоящих друзей, хотя, конечно, вы знаете, – и посмотрела на украшения на груди, – у меня много знакомых.

– И поклонников, – закончил я за нее.

– Да, – ответила она, вспыхнув, – как у Пенелопы. Однако ни один из них не даст двух пенсов за меня, равно как и я за них. Правда в том, мистер Квотермейн, что никто и ничто не интересует меня, кроме места на кладбище вон там и египетских древностей.

– Да, вы понесли тяжелую утрату, – пробормотал я, глядя в другую сторону.

– Очень тяжелую, она опустошила мою жизнь. Хотя я не жалуюсь, потому что видела много добра в этой жизни. И не совсем правда, что ничего не интересует меня. Мне интересен Египет, хотя после того, что там случилось, я не думаю, что могу вернуться туда. Меня интересует вся Африка, – и, понизив голос, она добавила: – Я говорю так потому, что знаю, что вы правильно меня поймете, вы интересны мне, так было всегда с нашей первой встречи.

– Я? – воскликнул я, рассматривая свое собственное отражение в серебряном блюде, где выглядел более непривлекательно, чем обычно. – Вы очень добры, говоря это, но я не понимаю, почему именно я удостоился вашего внимания. Вы видели меня очень мало, леди Регнолл, кроме того долгого путешествия через пустыню, когда мы мало говорили. Вы тогда были помолвлены.

– Я знаю. И это самое странное, потому что я чувствую, что знаю вас долгие годы и знаю абсолютно все, что только может один человек знать о другом. Конечно, я знаю многое о вашей жизни от Харута и Джорджа.

– Харут был великим лгуном! – воскликнул я взволнованно.

– В самом деле? Мне казалось, что он всегда был болезненно правдив, хотя я понятия не имею, как он узнавал правду. В любом случае, – продолжала она, чуть подумав, – не думайте, что я знаю худшее о вас, потому что остальные так думали. Женщины, которые кажутся разными, имеют нечто общее. Если одной или двум из них нравится мужчина, остальным он тоже нравится, потому что нечто в нем самом обращено к универсальному женскому инстинкту. Я думаю, что мужчины другие в этом отношении.

– Может быть, потому что они более снисходительны и милосердны, – предположил я, – или просто они любят тех, кто любит их.

Она снова мило засмеялась и сказала:

– Однако все эти реплики не относятся к нам с вами. Мне кажется, что говорила вам об этом, когда под сенью кедра в стране кенда вы боялись, как бы я не схватила простуду, и это очень странно, но вы – другой, рядом с вами что-то во мне меняется.

– Вам повезло, – пробормотал я, все еще глядя в серебряное блюдо.

Она снова засмеялась.

– Вы помните траву тадуки? – спросила она. – У меня достаточно много ее наверху, и не так давно я немного вдохнула, совсем немного, ведь вы знаете, как это опасно.