Охота на некроманта - Саша Молох

В голове тройным эхом прозвучало:

— Нет от вас покоя.

И стихло.

Лука только согласно кивнул, чувствуя себя последней сволочью.

Следующие десять поднялись-легли без приключений — теперь Лука не рисковал брать сразу троих, поднимал парами. На четырнадцатом сбойнуло. Лука чуть замешкался, выбирая, кого из двоих укладывать первым, и второй резво вывернулся из-под аверса и рванул сквозь дерн за ограду. Не рассчитал — напоролся на железные прутья, скрючился и завыл.

Лука снова расстегнул кобуру и, не прекращая работать с первым, более спокойным, краем глаза отслеживал, как второй спешно отращивал дополнительные руки, чтобы стащить себя со ржавых прутьев. Он с усилием толкал тело вверх, одной парой рук упираясь в землю, а второй перебирал по железным прутьям, но поднимался лишь сантиметров на десять и тут же сползал обратно. Слишком тяжел оказался.

Лука упокоил первого и спросил у четырехрукого:

— Давно не спишь?

Клиент завертел головой, словно принюхивался, и, наконец, открыл глаза. Обычные бельма, без всяких фокусов.

— Мертво? — строго спросил он, делая странное ударение на первый слог, и оставил попытки сползти с кола. Только буркала свои на Луку вытаращил и слепо треугольной мордой водил из стороны в сторону, словно кобра перед броском — нацеливался, настраивался на тепло.

— Да. Умер. Помнишь, кто разбудил?

— Тьма. Йазык чуждой.

— Да чтоб тебя, я ж не лингвист! — Лука попытался припомнить что-нибудь на старославянском, но в голову почему-то лезла смесь из молитв и частушек. — Поднял кто? Такой, как я?

— Сребро домовину принеши бех! Мертвяков водяше, — выплюнул мертвец, страдальчески скривился, свернулся вокруг прута и прикрыл бельма веками. Обиделся, даже погреться не захотел.

Кожа у него на хребте натянулась, выдавая внутреннее перестроение — пока не каскадное, поэтапное. На голове начала расти мелкая колючая корона и сплетаться в два рога. Остатки тряпья живо втягивались внутрь, добавляя массу.

Галки вдалеке испуганно заткнулись, зато совсем рядом истошно взвыла собака и резко захлебнулась лаем. Луна целиком выглянула из-за туч, освещая разворошенный погост: сломанные кресты, вспученную изнутри землю и погнутые ограды.

Лука понял, что если ему и ответят — не поймет он ни шиша, а вот если упустит выворот и древний парень встанет в третью форму, то проблем сразу станет в два раза больше.

— Прости, некогда! — Лука закрыл покрышку разом на двоих, ощутив ладонью, как глина на миг раскалилась сильнее обычного, а потом неожиданно рассыпалась, развалилась прямо в руках.

Глиняная пыль облепила кожу — не отряхнуть, будто руки покрыты маслом. Лука накинул на пальцы заготовленную на третью форму печать и приготовился к худшему. Не пригодилось. Клиент осел, сдулся, словно под шкурой там не костная масса была, а талый снег. Расплылся в слякоть, заставив прикрыть нос — запах был отвратный, — и впитался в землю, оставив на прутьях грязные подтеки, бледную на вид пленку и пару пятен слишком правильной формы. Лука прутиком подковырнул одно из них, подцепил, поднял и обтер рукавом. Из-под грязи показался неровный край. Монеты. Обе гнутые, темные. «Сребро». Видимо, про них твердил покойник.

Лука припомнил: то ли в Риме, то ли в Древней Греции была такая традиция — класть на глаза мертвецу монеты. Про Усольск историки ничего не писали. Выходит, не для богов клали, а для упокойников — чтобы поднял хорошо. Или откуп — чтоб не поднимал вовсе. Кто их, древних, разберет? Откуда он вообще такой взялся? Похоже, хрень, которая тут творилась, просочилась глубже и зацепила совсем уж дряхлые кости.

Дальше дело пошло на лад. Затолкнув совесть поглубже, Лука на полном автомате поднимал и укладывал, пока от северной ограды погоста до южной не перестало звенеть и пульсировать.

По времени Лука уместился в двадцать пять минут — жаль, зафиксировать рекорд было некому. Достал флягу, хлебнул от души, вытер спиртовыми салфетками руки и лицо и сел рядом с последней на сегодня клиенткой. Которая, чуяло его сердце, окажется самой беспокойной.

В голове были еще свежи воспоминания о самоубийце, которая приняла его за любовь всей своей жизни и по совместительству — причину смерти. Вставшая тогда рванула к нему на всех парах — хорошо, вывернулась на четыре лапы, а оружие он после гибели Егора брал с собой, даже если просто документы по статистике на погост отвозил.

Во что может вывернуться Полина, он не представлял даже приблизительно.

Как-то еще не приходилось самому убивать людей, а после их поднимать. Само собой, у других такое случалось — на войне, к примеру, когда те же некроманты плюс к своей работе еще и по людям стреляли.

Но мемуаров никто не оставил. Стыдно было. Потому что мертвый - не виноват. Даже если перед этим хотел тебя убить.

Лука прикинул шансы и решил перестраховаться: — создать видимость, будто некромантов трое и подъем-укладка идут по полному кругу. Фокус был несложный, еще в училище показал один из майоров — аккурат после того, как стало ясно, что абитуриент Роман Сомов точно получит имя из церковных Святцев, а вместе с ним — и категорию выше пятой.

Лука выставил две печати на малый круг. Так, словно сработал упокойник седьмой категории: минимум линий, сеть с дырами, состоящая только из толстых, как канаты, связей. Выждал пару минут, продублировал, чуть усилив — залатал дыры, усложнил структуру. Делал легко, по памяти: первый аверс при нем неделю назад открывала Настя, чтобы показать, где у нее криво ложится печать, а вторую схему когда-то любил демонстрировать Егор — она была не особо действенной, но очень зрелищной: вся сеть становилась мерцающей паутиной. Клиентам, понятное дело, на спецэффекты было класть, но Егор любил выпендриться.

Третью покрышку открыл по своей схеме — такой, словно кабана собирался удерживать: все выкручено на максимум, прочное, тяжелое, без изъянов. Снова выждал. Подтащил поближе скамейку, поставил для удобства. Еще выждал, прикурил сигарету, резкими движениями размял кисти рук, навесил страховки, положил единую нижнюю покрышку на все три печати на колено, прижал ладонью, чтоб в случае чего мгновенно их закрыть. И разом активировал все три печати.

Против всех ожиданий Полина поднималась неохотно, как будто сопротивляясь и не желая входить во вторую форму. Сетки засветились, впитались в тело и погасли. Рябь изменений пошла от колен, достигла живота и остановилась. Лука уже подумал, что потребуется вскрыть еще один синий состав, а они были наперечет, но покойница выждала еще минуту и медленно начала подниматься во вторую форму: истончилась, втянула в себя одежду — сначала джинсы и свитер, потом куртку. Редкий случай, втянула вместе с заклепками и молниями. Последними обхватило белой костяной массой кожаные ботинки, сделав ноги на мгновение похожими на копыта. И снова все замерло.

Под ребрами сладко защекотало, но тут же стихло. В третью форму Полина пока не собиралась.