Третья мировая сетевая война - Валерий Коровин

Тем не менее это была первая за последние два десятилетия реальная военная победа России, имеющая даже некий прирост результата. И всё же не надо было на этом останавливаться, потому как любая остановка в геополитике означает начало подготовки к отступлению. Для того чтобы сохранить то, что есть, нужно продолжать геополитическую экспансию, нужно двигать границы дальше, тогда мы сможем удержать то, что есть, или по крайней мере зафиксируемся на какой-то точке. Но эта фиксация, остановка вновь будет означать старт отсчёта времени к началу нового отступления. Конфликт 2008 года был историческим и действительно подтвердил на какой-то период геополитическую субъектность, по крайней мере региональную субъектность России.

Доподлинно известно, что в конфликте 2008 года на стороне Грузии напрямую участвовали американцы — военные консультанты, советники находились при Саакашвили, они оказывали экспертную помощь, тренировали военных, целенаправленно готовя к этой войне. Не говоря уже о снабжении грузинской армии техникой, вооружением и обмундированием американского производства. Почему сетевая война из своей скрытой фазы перешла в открытую?

Дело в том, что сетевые операции реализуются по нарастающей — от soft-power операций к hard-power. Для начала осуществляются самые безобидные попытки установления внешнего контроля: начинается всё с идеологического влияния, с создания идеологических центров, в частности, проамериканских, прозападных, неких неправительственных организаций, НКО, общественных структур, гуманитарных, культурных, которые формально реализуют некоторые гуманитарные программы, получая финансирование с Запада. Не напрямую от США, а через proxy-операторов. Финансирование может идти от европейских государств или вообще от региональных, но фактически всё оно направлено на реализацию американских задач по установлению идеологического влияния в том или ином государстве.

Сначала происходит идеологическая подготовка. И если она происходит успешно, население увлекается предложенными идеологическими моделями — само общество и элиты вместе с ним начинают разворачиваться в эту сторону. В этом случае общество добровольно сдаёт одни свои идеологические позиции и принимает другие. Так, например, было в момент крушения СССР. Западные ценности, культурные, цивилизационные коды стали настолько привлекательными для населения, что произошёл добровольный разворот общества в их сторону. Конечно, они были обусловлены тяжёлым экономическим состоянием, как казалось тогда, но тем не менее в какой-то момент западные культурные коды, элементы культурной информации вытеснили советские. Либеральная революция, которая случилась в 1991–1993 годах, произошла при полной легитимации со стороны масс. Население СССР ожидало этого, но в первую очередь к этому были готовы элиты и какие-то культурные прослойки, интеллигенция, идеологически разложившаяся быстрее остальных. Они аплодировали смене идеологических парадигм, отказу от советских, выродившихся на тот момент идеологических моделей и принятию западных ценностей. Это же создало предпосылки для лёгкой — «бархатной» — смены власти: от некой консервативной советской элитной группы власть была передана либеральным идеологическим кругам, оголтелым западникам-американистам при поддержке интеллигенции и какой-то части населения. Это была добровольная сдача, и это был пример успешной сетевой операции, выполненной самым виртуозным образом, исключительно на уровне идеологии и подмены ценностей. Идеологическая прошивка прошла успешно, хотя и готовилась не одно десятилетие, и привела к колоссальной трансформации в пользу США. Это идеальная сетевая операция. Ибо сетевая операция тем успешнее, чем более бескровно она реализуется; чем более она безболезненна, тем она дешевле, тем эффективнее в итоге: минимум затрат, максимум результата — главный критерий успеха.

В какой-то момент после крушения Советского Союза soft-идеологическое влияние перестало работать. И народ и элиты стали умнее, получили горький опыт, хлебнули последствий. Тогда массы стали сопротивляться прямой идеологической экспансии, оказывая ей противодействие. В этот момент включается следующая стадия — это информационное, более агрессивное воздействие, прямая пропаганда, вытесняющая все иные точки зрения на периферию информационных потоков. Пока элиты на стороне Запада, протесты населения гасятся информационным образом, маргинализируются. Если медийный прессинг перестаёт работать, а элиты, заручившись поддержкой большинства, начинают действовать на стороне народа, создаются предпосылки к неким soft-политическим выступлениям против этих элит — к протестным акциям, выходам несогласной части населения на улицы, на манифестации, на шествия, начинают инициироваться акты неповиновения, спровоцированные гипертрофированным подчёркиванием недостатков и ошибок власти.

Подробно технология сопротивления с помощью ненасильственных акций описана в книге Джина Шарпа «От диктатуры к демократии»[73]. Автор описывает технологию реализации «цветных революций». Неудача такого невооружённого протеста, неуспех политических выступлений населения означает, что следующим этапом, следующей фазой, если не помогает идеологическое воздействие и давление со стороны улицы, будет ужесточение сценария.

Успешность этой технологии мы наблюдали в Грузии в момент «революции роз», до этого то же было в Сербии, потом на Украине. С помощью недовольной части населения и незатейливых политтехнологических ходов, перенаправляя внутренние силы недовольства, заказчики этих процессов вынуждают элиту отказаться от своих управляющих функций и передать власть сформированной Западом контрэлите. Смена режима посредством давления улицы — тоже успешная сетевая операция, чуть более затратная, чуть более активная, чем чистая идеологическая перепрошивка, но тем не менее приводящая к заданному результату довольно легко и так же бескровно. Ну и следующая, по нарастающей, стадия: если не работают «оранжевые» технологии, люди на площадях не могут заставить власть дрогнуть и уйти, в ход идут диверсии и провокации, которые напрягают обстановку, приводят к первой крови, озлобляют стороны, заставляют власть отвечать более жёстко. В этот момент появляется дополнительный аргумент для перехвата власти, как это произошло, например, в Египте или Тунисе. Ситуация накаляется, есть жертвы, но небольшие. Есть кровь, но незначительная. А дальше, если власть и в этом случае не проседает, — жёсткость сценария опять усиливается.

Если и это не помогает, то начинают реализовываться некие организованные силовые действия, создаются отряды сопротивления городских партизан, начинают формироваться повстанческие, как их характеризуют на Западе, группы. Они, теперь уже с оружием в руках, настаивают на своих политических требованиях, на уходе в первую очередь того или иного лидера, на отказе его от власти. На последней, финальной стадии, если вооружённые мятежники не завершили свою задачу, как, например, это произошло в Ливии, где «повстанцы», спонсируемые Западом, так и не вынудили власть отказаться от своих властных функций, по стране наносятся авиаудары, а в некоторых случаях входит международный воинский контингент. Это могут быть силы стран ЕС, либо НАТО, либо ещё каких-то стран, например арабских, — какая угодно конфигурация, что и довершает начатое.