Мамина нелюбовь. Как исцелить скрытые раны от несчастливого детства - Жасмин Ли Кори

В отличие от «глухой» в вопросах отношений матери, настроенный на отношения терапевт знает, что для клиента важный источник постоянства. Это то, что отсутствовало у лишенных хорошего материнства. В их жизни не было человека на такой последовательной основе, чтобы можно было на это рассчитывать и ощущать этот фундамент безопасности. Усердный психотерапевт может стать источником постоянства и помочь заполнить пробелы того, что отсутствовало в раннем окружении и в душе клиента.

Часто лишенный внимания взрослый ребенок будет испытывать большую потребность в том, чтобы почувствовать, что терапевт не просто оказывает помощь, потому что это его работа (как мама), но что на этот раз забота личная. Многие лишенные хорошего материнства взрослые не уверены, что матери действительно их понимали, и, следовательно, не думают, что нравились своим матерям. Возможно, они чувствовали, что их матери по обязанности их любили (на поверхностном уровне), но человек не может чувствовать, что он по-настоящему любим (или хотя бы нравится), если его не воспринимают таким, какой он есть на самом деле. Для того, чтобы такой клиент почувствовал, что он искренне нравится психотерапевту, он должен понимать, что последний видит как его потенциал, так и его боль.

Все это требует со стороны психотерапевта высокого мастерства. Терапевт должен показать, что он заботится искренне, и при этом должен сохранять определенные границы с тем, чтобы отношения оставались чистыми, профессиональными, а не вовлекали потребности психотерапевта.

В терапии, основанной на теории привязанности, терапевт служит новой фигурой привязанности, давая возможность формировать связь привязанности и прорабатывать нерешенные вопросы ранних отношений. Это очень глубокая форма работы, требующая со стороны психотерапевта целый ряд особых навыков.

Во-первых, необходимо понимать, что клиенты с травмами привязанности часто не осознают многое из того, что оказывает на них воздействие. Из-за того что наш младенческий опыт довербальный, он не вычленяется и не складируется как четко сформулированные воспоминания, и мы не можем о нем поговорить или хотя бы осознать. Эти неосознаваемые паттерны, скорее всего, будут проживаться клиентом как на сеансах терапии, так и в жизни.

Квалифицированный психотерапевт следит за повторами паттернов и реакций, читает язык тела клиента и уделяет повышенное внимание своему собственному опыту как информации о том, что происходит с клиентом и как развиваются их отношения. Как написал в своей книге «Привязанность в психотерапии» (Attachment in Psychotherapy) психотерапевт и автор книг Дэвид Валлин: «То, что мы не можем выразить в словах, мы склонны разыгрывать с другими, пробуждать в других и воплощать в жизнь»[99]. Качество наших отношений привязанности по большей части определяется невербальными взаимодействиями, из которых они складываются, объясняет он. Визуальный контакт, выражение лица, движение навстречу или прочь – все это части изысканного танца между младенцем и матерью, между любовниками и между терапевтом и клиентом.

Вследствие регрессии, которая время от времени будет происходить (клиент возвращается к очень ранним состояниям), в отношениях могут возникать ощущения слияния; это способно размывать нормальные границы. Психотерапевтам необходимо быть безупречными в том, чтобы не усиливать зависимость (до предела исцеления) и не использовать прикосновения или любые аспекты их отношений для того, чтобы удовлетворять свои собственные потребности в расположении, власти, контакте и так далее. Как можно себе представить, созависимый терапевт, нуждающийся в том, чтобы быть нужным, может начать устраивать ловушки и причинять боль, вместо того чтобы исцелять.

В наиболее интенсивных формах терапии будет присутствовать некая идеализация психотерапевта, на которого некоторое время будут смотреть сквозь розовые очки. На терапевта смотрят глаза клиента, полного любви и потребности в любви. Поскольку нам так необходимо, чтобы эта любовь восполнила то, чего мы были лишены в своем детстве, мы восполняем то, что, возможно, отсутствует в наших терапевтах, приписывая им больше, чем то, чем они на самом деле располагают. Мы видим их не такими, какие они есть, но какими мы хотим, чтобы они были.

Эта идеализация в течение определенного времени нужна, так как помогает нам привязаться к терапевту, точно так же, как считается, что идеализация ребенком своих родителей помогает ему привязаться к ним. Хотя некоторые и утверждают, что все дети, в силу необходимости, идеализируют родителей, я в этом не уверена. Сара рассказывала мне, что самим ранним из сохранившихся у нее впечатлений от матери было то, что у той очень ограниченные способности. В свои три года она чувствовала себя умнее, чем ее мать. Естественно, что у трехлетнего ребенка нет больше знаний о жизни, чем у матери, но что-то в этом опыте было пугающе пророческим. Эта женщина выросла и стала врачом, в то время как ее мать была женщиной очень ограниченной зрелости.

Хотя все формы терапии включают некоторую уязвимость со стороны клиентов, работа с нашими ранними ранами заброшенности и позволение чувствам потребности и зависимости возникать в терапевтических отношениях действительно усиливает это чувство уязвимости. Требуется поразительная степень доверия со стороны клиента, чтобы переносить и выражать эти чувства, и терапевты обязаны знать, как с этим обращаться уважительно и грамотно.

Как можно видеть, работа с проблемами ранней привязанности – это очень деликатное дело, и очевидно, что не каждый терапевт или форма терапии для этого подходит. В описываемой мной работе, основанной на теории привязанности, орудием исцеления становятся отношения. В других формах психотерапии отношения должны быть достаточно крепкими для того, чтобы держать другие элементы, но конкретным инструментом исцеления считаются различные вмешательства.

Большинство психотерапевтов обучены ограничивать или избегать прикосновений к клиентам. В психодинамической терапии исследуется потребность в касании, но она рассматривается в качестве «представления», чтобы привнести эти потребности в прикосновениях в отношения, а не помочь клиенту их «отработать». Более «телесноориентированные» психотерапевты или те, чья подготовка была менее традиционной, часто относятся к этому по-другому. Некоторые применяют прикосновение, чтобы успокоить крайне взволнованного клиента; другие могут использовать касания для того, чтобы помочь клиенту настроиться на свои переживания, а кто-то полагает, что периодические прикосновения важны для тех клиентов, кто из-за своего прошлого часто чувствуют себя неприкасаемыми. Один эксперт по травмам отмечал, что может настать момент, когда становится неэтичным не прикасаться к клиенту, потому что это означает удерживать такой существенный элемент исцеления.

В работе с травмами ранней привязанности вопросы, связанные с прикосновениями, обостряются более обычного. Часто клиенты приходят с депривацией прикосновений выше среднего и жаждой касаний. Они испытывают большую потребность в прикосновениях, и касание оказывает на них большее воздействие.