Железный Грааль - Роберт Холдсток

Я задал Тисамину еще один, последний вопрос: сколько времени он в тот раз провел на Арго.

– Полгода, – отвечал он. – Оглядываясь назад, я припоминаю время, когда меня не было. Жена была в отчаянии. Завела любовника. Старший сын пытался меня убить. Я и сам чуть не покончил с собой в гавани Иолка. Казался сам себе тенью. Спал, как кот. Дни проходили, не задерживаясь в памяти. Человек, живущий в объятиях дурманящего вином Бахуса, чувствует себя в мире не столь чужим, как я тогда. – Его взгляд переполнился болью. – Но это длилось более полугода…

Как странно: подумать, что жизнь Тисамина несколько веков тому назад зависит теперь от того, как я управлюсь с Ясоном. Хороша головоломка, как сказал бы дак.

– Старый друг, того, что отнято, уже не вернуть. Я постараюсь поскорей отправить тебя домой. Пока ты здесь, в Иолке, ты остаешься живым, хотя не ощущаешь вкуса жизни. Зато будет что отпраздновать, когда возвратишься к себе.

– То празднество теперь – далекое воспоминание, – со слабой улыбкой проговорил Тисамин. – Но радость была велика. Я поднял чашу за тебя. Не понимал тогда, с какой стати?

– Мы лепим свое прошлое. Это проще, чем лепить будущее. Твоя тень знала причину, пусть даже ты не знал.

– Однако последствия…

– Последствия оставь мне. Мне уже приходилось с ними сталкиваться.

Его эти слова, кажется, успокоили.

В ту ночь пять теней проскользнули мимо сторожей у задних ворот. Высокие люди с распущенными волосами, в длинных плащах, вооруженные лишь мечами в узорчатых ножнах, отыскали меня. Я узнал того, кому снилось имя Пендрагон. Его глаза, когда он тихо окликнул меня, блеснули лунным серебром. Снова на миг почудилось в нем отражение Урты.

– День чудес, – сказал он. – Исполнилось морское пророчество. Явился старый корабль.

– Морское пророчество?

– Одно из «пяти Неверных пророчеств», оставленных волшебником Скиамахом, ныне потерянным нами.

Снова Скиамах, тот, чей плащ сплетался из струй лесов, – загадочный древний провидец. Я не знал, что он потерян.

– Что говорит пророчество?

– Что старый корабль с призрачной командой освободит нас для новой погони за мечтой. Слишком долго мы были рабами Мертвых. Осаде конец. Настал наш час. Я пришел попрощаться, Мерлин. Мы с тобой могли бы, сдается мне, вместе изведать мир – но еще не время. На том берегу Извилистой реки открыт счет, до которого тебе нет дела. Но я еще повстречаю тебя!

Пятеро вождей, пятеро нерожденных королей вскинули свои богато изукрашенные мечи, приветствуя меня, затем развернулись и невидимками покинули крепость, унося войну за реку.

Люди, вооруженные «волшебными палочками» Уланны, вышли на равнину МэгКата, колотя палками по траве и кустам, как колотят дети, чтобы направить куропаток и фазанов на поджидающих в засаде охотников. Однако, если на равнине и остались твари, которых можно было выгнать из укрытия на свободу – на стол они не годились.

Я не забыл еще горьких слов, сказанных мне Ясоном, «смертельно» раненным собственным сыном в тени Додонского оракула. Но теперь я искал его, чтобы ему самому бросить в лицо слово «предатель».

Стража у дома правителя узнала и пропустила меня, но в длинном доме я не застал никого живого, кроме пары псов, гревшихся возле догорающего огня и бдительно поднявших мне навстречу сонные морды, да больного аргонавта-лигорийца, свернувшегося калачиком на лавке.

– Где Ясон? – спросил я его.

Под крышей свивались в клубы струйки дыма, и свет выхватывал то щит, то разбросанное кругом оружие. На свисавших с балки знаменах вспыхивало огнем золотое плетение.

– Ищет сына. Ищет вонючего ублюдка-колдуна, который знает, где его сын, – буркнул больной, натягивая плащ на голову.

Ищет, стало быть, меня.

Я мог бы послать по его следу пса или высмотреть орлиным взором из-под нависших над холмом туч, но что-то мне подсказывало, что грек недалече. И в самом деле, едва я шагнул в душную тесноту оружейной, под правое ухо мне ткнулось острие кинжала.

– Где Маленький Сновидец? – вопросил Ясон.

Острие ножа было не менее настойчиво, чем коготки Ниив, – и не более действенно.

– Где-то в этих землях, – отвечал я.

– Знаю, что где-то в этих! «Меж стен, омытых морями, он правит, но сам того не знает». Слова Аркамонского оракула, я не забыл.

– Вот это и есть земли меж омытых морем стен. Остров Альба.

– Остров? Ему конца нет! Это не богами хранимый остров! Я месяцами плыл по его рекам. Как найти здесь мальчика, не зная точно места?

Он повернул кинжал, словно надумал вскрыть, как устрицу, кости у меня за ухом. Я напомнил ему слова, сказанные Ахиллом, когда его заклятый враг Гектор застал того безоружным в священной роще под стенами Трои, где он приносил жертву Афине. Почувствовав спиной острие меча, он сказал: «Коли – или вложи в ножны. Я не стану говорить с медью, но лишь с людьми меди!»

Гектор отступил и в тот же день пал, сраженный рукой избранника солнца Ахилла.

Ясон рассмеялся, оценив шутку.

– Те самые слова, что Дедал сказал царю Миносу, когда его – или не совсем его – сынок вырвался из первого лабиринта и царь готов был прикончить неудачливого строителя.

Дедал? Кажется, мне рассказывали по-другому.

Но я не принял предложения мира, прозвучавшего в голосе аргонавта. Клинок колол больно, и кровь еще билась в висках при мысли о Тисамине, влачившемся пустой тенью по прихоти алчного негодяя, бывшего некогда великим героем.

– Где ты спрятал колоссы?

Он сгреб меня за плечо и, развернув, отшвырнул к стене. Я увидел перед собой человека старого – жестокого, гневного – и мертвого. Изо рта у него несло гнилью, и глаза блестели влагой, словно у больного или у дряхлого старца. Седые длинные волосы промасленной тряпкой накрывали голову, обрамляя лицо, высеченное их камня.

– Кому нужны колоссы?! Речь о Киносе, только о Киносе! Его сука-мать спрятала мальчика здесь. Я не могу годами шарить по мокрым лощинам и вонючим болотам. Но у тебя, у тебя, Антиох, есть ключ! Ты знаешь, где он. С твоим любопытством, да не проведать? Где?

– Где колоссы?

– Зачем? – взревел он. – Зачем? Ради добрых богов, кому они нужны?

– Мне. И Тисамину, и остальным.

– Они умерли. Им уже ничего не нужно. Прежде они что-то значили, теперь – нет. Мне важна только сила их рук.

– Для меня важны они сами.

– Из Элизиума вышли, в Элизиум и вернутся!

– Они страдают.

Старика захлестнула ярость. Удар кулака пришелся в щеку, и колени у меня подогнулись, голова поплыла. Нанося удар, он кричал: «Нет!» Он не желал слышать правды в моих словах. Он за шиворот вздернул меня на ноги. От его зловонного дыхания голова закружилась сильнее.