Инквизитор. Ордо Маллеус - Дэн Абнетт

Осма повернулся ко мне лицом:

— За три месяца ваши показания не изменились.

— Это должно о чём-то говорить, не так ли?

— Мне это говорит только о том, что у вас много упорства и осторожный ум.

— Или о том, что я не лгу.

Он положил планшет на один из столиков с лампами.

— Позвольте мне объяснить вам, что произойдёт дальше. Лорд Роркен убедил Великого Магистра Орсини переправить вас на Трациан Примарис. Там вы предстанете перед судом по обвинениям, изложенным в карте экстремис, перед Трибуналом Магистериума Ордо Маллеус и Службой Внутренних Расследований. Роркен вовсе не рад этому, но большего Орсини позволить не мог. Как я слышал, Роркен полагает, что ваша непорочность — или вина — может быть установлена раз и навсегда на формальном суде.

— И исход этого суда может поставить вас и вашего Магистра, лорда Безье, в неудобное положение.

Осма рассмеялся:

— По правде говоря, я был бы рад оказаться в неудобном положении, если бы это привело к реабилитации столь ценного инквизитора, как вы, Эйзенхорн. Но не думаю, что это произойдёт. На Трациане вас сожгут за преступления с той же уверенностью, что и здесь.

— Я рискну, Осма.

— Я тоже, — кивнул он. — Чёрные Корабли прибудут сюда через три дня, чтобы увезти вас на Трациан Примарис. Это даёт мне время, чтобы сломить вас прежде, чем дело вырвут из моих рук.

— Будьте осторожны, Осма.

— Я всегда осторожен. Завтра мои помощники перейдут к девятому уровню воздействия. И отдыха не будет до тех пор, пока либо не прибудут Чёрные Корабли, либо вы не скажете мне то, что я хочу услышать.

— Два дня под девятым уровнем практически гарантируют, что к моменту их прибытия я буду мёртв.

— Возможно. Это будет досадно, к тому же ещё и вопросы станут задавать. Но это далёкая тюрьма, и командую здесь я. Именно поэтому сегодня я просто беседую с вами. Только вы и я. Последний шанс. Расскажите мне всю правду сейчас, Эйзенхорн, как мужчина мужчине. Упростите все для нас обоих. Сознайтесь в своих преступлениях, пока вам не начали причинять боль, избавьте нас от суда на Трациане, а я сделаю все возможное, чтобы ваша казнь не была мучительной.

— Я с радостью скажу вам правду.

Его глаза загорелись.

— Она изложена там, на том планшете, который вы читали. Я не раз повторял её в течение трех последних месяцев.

Когда под гул океанических бурь охранники провели меня по каменным коридорам и втолкнули обратно в холодную камеру, меня уже дожидался Фишиг. Наши ежедневные пятнадцать минут.

Он принёс лампу и поднос с ужином: жидкий, чуть тёплый рыбный бульон, корка чёрствого хлеба и стакан разбавленного рома.

Я сел на грубо сколоченную койку.

— Меня требуют выдать для суда, — сказал я Годвину.

— Но, — кивнул он, — как я понимаю, завтра начнутся пытки. Я подал протест, хотя уверен, его случайно уронят в мусорную корзину.

— Убеждён, так и произойдёт.

— Ты должен поесть, — сказал Фишиг.

— Не хочу.

— Просто поешь. Тебе понадобятся силы, а судя по внешнему виду, с этим у тебя проблемы.

Я покачал головой.

— Грегор, — сказал он, понизив голос. — Хочу задать один вопрос. Он тебе не очень понравится, но это важно.

— Важно?

— Для меня. И твоих друзей.

— Спрашивай.

— Скажи, ты помнишь, — Боже-Император, как же это было давно! — как в прошлом году мы снова встретились на том кладбищенском поле возле Каср Тирок?

— Конечно.

— В молельной башенке ты сказал мне, что не можешь и подумать о том, чтобы совершить что-то, что порадует демона или поможет ему. Ты сказал тогда: «Я не могу даже вообразить себя творящим такое безумие».

— Я хорошо помню это. Ты ещё мне ответил, что если бы решил, будто я собираюсь так поступить, то сам пристрелил бы меня.

Он кивнул и грустно усмехнулся. Последовало мгновение тишины, нарушаемой только треском лампы и грохотом моря за пределами тюремных бастионов.

— Ты хочешь убедиться, не так ли, Годвин? — спросил я.

Он укоризненно посмотрел на меня, но промолчал.

— Мне это понятно. Я требую абсолютной верности и от тебя, и от всех своих людей. Вы имеете право быть уверенными в том же самом относительно меня.

— Тогда ты знаешь мой вопрос.

Я посмотрел ему прямо в глаза:

— Ты хочешь спросить, не лгу ли я? Есть ли хоть крупица истины в обвинениях? Ты хочешь быть уверен, что не работаешь на человека, который якшался с демонами?

— Понимаю, глупый вопрос. Если бы все это было правдой, то тебе ничего не стоило бы солгать и сейчас.

— Я слишком устал, чтобы говорить что-то кроме правды, Годвин. Клянусь Золотым Троном, я не делал ничего такого, в чём меня подозревает Осма. Я преданный слуга Императора и Инквизиции. Найди мне орла, я поклянусь и на нём. Не знаю, что ещё могу сделать, чтобы убедить тебя.

Он поднялся на ноги:

— Мне хватит и этого. Просто хотел убедиться. Мне всегда было достаточно твоего слова, и после всех этих лет я убеждён, что ты сказал бы мне все… даже если бы…

— Уж будь уверен, старый друг. Сказал бы. Даже если бы я и был таким отродьем, каким меня считает Осма, и сумел бы обмануть его… Тебе бы я соврать не смог. Только не тебе, исполнитель Фишиг.

Охранник постучал в дверь камеры.

— Ещё минутку! — прокричал Годвин и снова обернулся ко мне. — Съешь свой ужин.

— Тебя Осма за этим прислал? — спросил я.

— Проклятье, нет! — оскорблённо прорычал он.

— Все в порядке. Я и не думал об этом.

Охранник постучал снова.

— Хорошо, будь ты неладен! — фыркнул Фишиг.

— Увидимся завтра, — сказан я.

— Да, — ответил он. — Но сделай кое-что для меня.

— Только скажи.

— Поужинай.

Предположительно около полуночи начались судороги. Они пробудили меня от дурного сна. Боль пронзала все тело, а сознание словно оцепенело. Я не чувствовал себя так плохо с тех пор, как почти за два года назад на Лете Одиннадцать во время Тёмной Ночи меня отравил Пай.

Я попытался подняться и рухнул с койки. Живот скрутило спазмом, и я вскрикнул. Меня рвало остатками жуткого ужина. Меня терзал то лихорадочный жар, то смертный озноб.

Не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы доползти до двери, и как долго я молотил в неё кулаками. Несколько минут или много часов.

Сознание отступало перед спазмами и усиливающейся агонией.