Невинный, или Особые отношения - Иэн Макьюэн

Даже при свете сон не исчез, он ждал возвращения Леонарда. Леонард хлопнул себя по щеке и встал. Нош не держали его, глаза все еще закрывались. Он кое-как добрался до ванной и сполоснул лицо. На обратном пути он зажег свет в прихожей. Закрытые ящики стояли у двери.

Он не мог рискнуть и лечь снова. Весь остаток ночи он просидел в кровати, подтянув к себе колени, при включенном верхнем свете и выкурил целую пачку из двадцати сигарет. В половине четвертого он пошел на кухню и сварил себе кофе, полный кофейник. К пяти он побрился. От воды щипало ободранные ладони. Он оделся и снова отправился в кухню пить кофе. Его план был прост и хорош. Он сядет со своим грузом в метро и доедет до конца линии. Отыщет там пустынное место, поставит ящики и уйдет.

За полосой усталости пришла новая ясность. Он допил кофе, покурил, неторопливо почистил ботинки и заклеил пластырем ссадины на ладонях. Он насвистывал и напевал «Heartbreak Hotel». Сейчас ему хватало одной лишь свободы от его сна. В семь он поправил галстук, причесался еще раз и надел куртку. Прежде чем открыть дверь, он попробовал поднять ящики. Они были не просто тяжелыми. Их тянуло, откровенно и неодолимо тянуло к земле. Отто хочет, чтобы его похоронили, подумал он. Но время пока не настало.

Он по очереди перенес ящики к лифту. Когда кабина приехала, он подпер дверцу одним из них, а другой затолкнул внутрь коленом. Нажал нижнюю кнопку, но лифт остановился на следующем этаже. Вошел Блейк. На нем был голубой блейзер с серебряными пуговицами, в руке он держал плоский чемоданчик. Кабина наполнилась запахом его одеколона. Движение вниз возобновилось.

Блейк холодно кивнул.

— Приятный был вечер. Спасибо.

— Спасибо вам, что пришли, — сказал Леонард.

Лифт стал, двери открылись. Блейк смотрел на ящики.

— Это казенные? — Леонард поднял один, но Блейк опередил его со вторым и вынес ящик в вестибюль, — Господи боже. Что у вас там? Это явно не магнитофон.

Вопрос не был риторическим. Они стояли у открытого лифта, и Блейк, видимо, полагал, что ему должны ответить. Леонард замялся. Он собирался сказать, что там магнитофоны.

— Вы везете их в Альтглинике, — продолжал Блейк. — Не сомневайтесь, со мной можно говорить. Я знаю Билла Харви. И имею допуск к «Золоту».

— Это приборы для дешифровки, — сказал Леонард. И потом, поскольку у него возникло опасение, что Блейк может явиться на склад с проверкой, добавил: — Присланные из Вашингтона. Сегодня используем их в туннеле, а завтра отправим назад.

Блейк смотрел на часы.

— Надеюсь, вам подадут спецмашину для доставки. А мне надо бежать, — И, не прибавив больше ни слова, он устремился на улицу, где стоял его автомобиль.

Леонард дождался, пока он уедет, а затем поволок ящики наружу. Надо было приступать к самой тяжелой операции этого дня, нести их на станцию метро «Ной-Вест-Энд» в конце улицы, а встреча с Блейком исчерпала его силы. Он уже вытащил свою кладь на тротуар. Его глаза щипало от солнечного света, опять стали напоминать о себе больные места. На другой стороне проезжей части что-то происходило, но он счел за лучшее не обращать на это внимания. Там был автомобиль с очень шумным мотором и чей-то голос. Потом мотор заглушили, и голос остался один.

— Эй! Леонард. Черт подери, Леонард!

Гласс вылезал из «жука» и направлялся к нему через Платаненаллее. Его черная борода сверкала от утреннего избытка энергии.

— Где ты, черт возьми, пропадаешь. Вчера весь день тебя искал. Нам надо поговорить… — Тут он увидел ящики, — Постой-ка. Это же наши. Господи, Леонард, что у тебя там?

— Оборудование, — сказал Леонард.

Гласс уже взялся за одну лямку.

— Боже мой, зачем ты его сюда приволок?

— Работал над ним. Всю ночь.

Гласс взвалил ящик себе на грудь. Он собирался пересечь с ним улицу. Но ему пришлось сначала пропустить чужую машину. Он крикнул через плечо:

— Сколько раз говорено, Марнем. Ты знаешь правила. Это безумие. Что ты себе позволяешь?

Он не стал дожидаться ответа. Перебежав мостовую, он опустил ящик на землю и открыл багажник «жука». Там как раз хватило места. Леонарду оставалось только последовать за ним с другим ящиком. Гласс помог ему погрузить его на заднее сиденье. Они сели вперед, и Гласс с силой захлопнул дверцу. Взревел мотор без глушителя.

С первым судорожным рывком машины Гласс прокричал снова:

— Черт побери, Леонард! Зачем ты так меня подводишь? Я не успокоюсь, пока мы не вернем эти вещи туда, где им полагается быть!

Всю дорогу на склад Леонарду хотелось думать о часовых, которые обязаны будут открыть ящики, в то время как Гласс, чье негодование наконец улеглось, хотел говорить о приближающейся годовщине. Очень скоро они должны были оказаться на месте. Гласс давно отыскал короткий маршрут, и за десять минут они проехали Шёнеберг и обогнули по кромке летное поле аэропорта Темпельхоф.

— Вчера я оставил на твоей двери записку, — сказал Гласс. — Ты не отвечал на звонки, а потом у тебя всю ночь было занято.

Леонард не отрываясь смотрел в дыру у себя под ногами. Несущийся внизу асфальт гипнотизировал. Сейчас его ящики будут открыты. Он так устал, что был почти рад этому. Начнется процесс, арест, допросы и все прочее, и он с удовольствием отдастся течению. Он не станет ничего объяснять, пока ему не позволят как следует выспаться. Это будет его единственным условием.

— Я снял с рычага трубку, — сказал он, — Я работал.

Они ехали на четвертой скорости, но делали намного меньше двадцати миль в час. Стрелка спидометра дрожала.

— Нам надо кое-что обсудить, — сказал Гласс. — Давай говорить откровенно, Леонард. Я здорово огорчен.

Леонард видел перед собой чистую белую камеру, койку со свежими простынями, и тишину, и человека за дверью, приставленного для охраны.

— Правда? — сказал он.

— По нескольким причинам, — продолжал Гласс. — Во-первых, у тебя было больше ста двадцати долларов на развлечения для нашего вечера. Я так понимаю, ты спустил все на один номер. На один час.

Возможно, у ворот дежурит кто-нибудь из его давних знакомых, Ли, Джейк или Гови. Они вынут кусок. Сэр, это не электронное оборудование, это человеческая рука. Кого-нибудь может стошнить. Например, Гласса, который как раз переходил ко второму пункту.

— Во-вторых. Все эти сто двадцать долларов ушли на единственного парня с волынкой. По-твоему, все кругом обожают волынку? Покажи мне хоть одного такого идиота. Мы что, должны сидеть целый час и слушать эти дурацкие завывания?

Иногда в дыре мелькала белая полоса. Леонард пробормотал туда:

— Можно потанцевать.

Гласс театрально хлопнул себя по глазам. Леонард не отрывал взгляда от дырки. «Жук» по-прежнему ехал прямым курсом.