Тайна испанского манускрипта - Нина Запольская

– Держитесь, Джордж! – прокричал он и тут же опять отвернулся.

Капитан вдвоём с рулевым Скайнесом круто повернул штурвал вправо – это шхуна ложилась на левый борт на громадной волне, которая поднялась у неё под кормой.

Мистер Трелони стал смотреть вдаль, тщетно силясь проникнуть взглядом в окружающий шхуну туман. Поворачивая голову, он мог видеть только две волны: одну впереди, другую сзади. Какой маленькой и жалкой казалась ему «Архистар» среди этих валов! Она, взлетев на вершину подобно хрупкой скорлупке, замирала на ней бездыханная, чтобы вновь совершить прыжок и зарыться в облаке пены на дне бездны. А потом всё сначала: новая гора воды, новый полёт вверх, новая остановка над бездной и новое стремительное падение.

Их куда-то несло, временами даже со скоростью, одинаковой с валами, а бывало и так, что ураган гнал волны быстрее шхуны. Тогда волны перехлёстывали через корму и с неодолимой силой катились по палубе от кормы до самого носа, и корабль, как кит, как огромный морской зверь, зарывался в эти бушующие волны.

«Боже мой, – думал оглушённый, обессиленный мистер Трелони, – если руль перестанет действовать, то мы можем опять встать поперёк волны!» Но тут «Архистар» потащило, опережая волны, и на них опять стали накатывать горы воды, которые неслись теперь по палубе вспять, от носа до кормы. Шхуна снова зарылась в их необъятные массы.

Нечеловеческая сила то рвала и тянула сквайра от пиллерса*, то насмерть припечатывала к нему… «Хоть бы верёвки выдержали, – думал он, захлёбываясь, отдуваясь и хватая воздух ртом. – Боже, когда же всё это кончится!»

Буря не унималась весь день, площадь парусов была уменьшена, шхуна легла в дрейф, но мистеру Трелони пришлось испытать ещё немало мгновений отчаяния. Сотни раз на них налегал шквал такой силы, что грозил оборвать зарифленные паруса. Сотни раз шхуна кренилась под ветром, норовя зачерпнуть бортом океанскую воду. Но им удавалось, это сказал потом капитан, оставаться в дрейфе, хотя пришлось заменить малый кливер, лопнувший от порыва ветра, другим, более прочным полотнищем.

Вечером капитан прокричал, что ветер стал меняться и это предвещает перемену погоды. И в самом деле, всё стало, вроде как, успокаиваться, и, хотя волнение ещё не до конца утихло, к восьми часам на мачтах захлопали вновь поставленные паруса. Поймав ветер фоком, бизанью с двумя рифами, штормовым и малым кливерами, «Архистар» снова устремилась своей дорогой на запад.

К мистеру Трелони подошёл, качаясь и хватаясь по пути за всё, что только можно, доктор Легг: лицо его было зелёное, а глаза весёлые.

– Чёрт, я весь избит, в синяках и кровоподтёках, – сказал он и ухмыльнулся. – Вам-то здесь, небось, было хорошо!

– Какое хорошо? Я чуть не умер! – вскричал мистер Трелони с обидой, потом решил пояснить на всякий случай: – Чуть не умер от голода. И жажды.

– От жажды – это да, – быстро согласился доктор. – Но у меня есть галеты. Погрызите, а я вас сейчас отвяжу…

Доктор Легг протянул сквайру галету и нагнулся, чтобы его развязать. Сквайр поспешно остановил доктора:

– Не надо. Я и сам могу отвязаться, доктор… Капитан мне показал, как это делается. Я просто пока не хочу.

Доктор Легг недоверчиво посмотрел на него. Воскликнул:

– Мистер Трелони, вы же едва живой! Давайте отвязываться!.. Уже не опасно.

И доктор принялся распутывать мокрые узлы на мистере Трелони, который принялся грызть галету, хотя его била дрожь. Доктор настороженно поглядывал на сквайра и рассказывал новости:

– Одному матросу переломало обе руки, а боцману Джонсу сломало ребро… Я их уже перевязал… Но все живы! Вы представляете, сэр? Только шишки, ссадины, порезы и ушибы! Это просто чудо!

Он развязал сквайра и спросил у рулевого Скайнеса:

– Где капитан?

– Пошёл с Пендайсом в трюм, – ответил рулевой.

– Да? – воскликнул доктор. – Ну, а мы тогда пойдём и проведаем кока Пиррета!.. Пусть он мне срочно выдаст рома – иначе нам не жить! Пойдёмте, мистер Трелони.

– Я не могу, – коротко сказал сквайр.

– То есть, как это не можете? – удивился доктор. – Что же вы, так и будете здесь стоять? Давайте руку.

Мистер Трелони вспыхнул и отдёрнул руку.

– Вот ещё! Какую такую руку? Я вам не дамочка! – вскрикнул он, потом, сдержавшись, упрямо заявил: – Сейчас вот доем галету… У меня просто ноги затекли! Вот доем галету и пойду.

Он продолжал жевать, глядя перед собой застывшим взглядом, покачиваясь и держась рукой за поручень: от усталости ему всё вокруг казалось нереальным и плывущим перед глазами.

Доктор Легг внимательно присмотрелся к сквайру и вдруг согласился:

– Тогда, конечно, стойте. Или лучше садитесь прямо здесь… А я вам сейчас принесу выпить – самое верное средство от затёкших ног. Это я вам, как доктор, говорю.

И доктор, как мог скоро, пошёл на камбуз. Вернулся он с бутылкой рома и протянул её сквайру.

Мистер Трелони, который всё-таки сел и привалился спиной к релингам, коротко хлебнул и отдал бутылку доктору вялой рукой. Доктор тут же с чувством приложился к бутылке сам. В этот момент на мостик поднялись капитан и штурман Пендайс.

– Недурственно, господа, недурственно, – проговорил капитан, оглядывая джентльменов шальными глазами. – А нас можно поздравить… На корабле все живы, никого не убило рухнувшей мачтой, никого не смыло за борт, мы не пошли ко дну поворотом оверкиль*, а в трюме – сухо… «Архистар» – удивительный корабль: в трюме, представьте – сухо! И сейчас кок, до штормового завтрака, выдаст всем шоколада, я уже распорядился.

Капитан был весел и не скрывал этого. Так же азартно он посмотрел на дядю Джорджа и спросил:

– Ну что, мистер Трелони? С первым вас ураганом! Ну, как вам шторм?

– Никогда мне не быть моряком, – пробормотал сквайр, а потом вскричал с сердцем. – Ну почему вы меня пинками, как боцман своих пассажиров в шекспировской «Буре», не прогнали в каюту?

– Разве я мог? – Капитан опешил. – Ведь я тоже задыхаюсь в каюте во время шторма…

Они замолчали.

– Теперь я буду бояться моря, – проговорил сквайр.

– Не будете, – успокоил его капитан и улыбнулся. – Вы полюбите теперь море. Или скажем так – теперь вы его станете уважать.

Капитан искоса глянул на доктора, который продолжал держать бутылку, потом вдруг хитро сощурился и произнёс:

– Я силою искусства своего

Устроил так, что все остались живы.

Да, целы все, кто плыл на этом судне,

Кто погибал в волнах, зовя на помощь,

С их головы и волос не упал…

И доктор вдруг, подняв брови и прижав бутылку к груди, нежно ответил ему высоким голосом:

– О, если это вы, отец мой милый,